Из всего спектра доступных языков – русского, английского, немецкого и французского – я сделала вывод, что немецкий большевики поймут меньше всего, если войдут.
Папа выглянул из-за газеты. Я уже знала, что охранников поблизости нет, а собаки тявкают, так что мы в безопасности. На данный момент.
– Ты должна держать ее при себе, Настя. Ее подарил нам с мамой величайший маг Василий Дочкин, когда мы только поженились. Раньше здесь было семь слоев. Каждый слой содержал… – он понизил голос еще, – заклинание.
– Но как ты их открывал? И сколько слоев осталось? И что в них есть? – И почему папа сказал, что это спасение нашей семьи?
– Каждый слой открывается, когда заклинание готово. Осталось три слоя…
– Гражданин Николай! – крикнул с порога комендант Авдеев.
Меня пробрала дрожь от неожиданности, но хорошо натренированные мышцы удержали тело на месте. Моя тяжесть на его коленях не позволила ему слишком сильно вздрогнуть. Хорошо, что я держала газету, а то отец скомкал бы ее.
Я небрежно опустила лист, стараясь не показать своего отвращения к обращению, которое использовал Авдеев для папы.
– Добрый день, комендант, – откликнулась я по-русски.
– Ваши сундуки из Тобольска скоро привезут. Я ожидаю их доставки до вечера.
Я спрыгнула с папиных коленей, негодование жгло мне язык, но отец встал и слегка поклонился.
– Хорошо, комендант.
Нет. Нет! Мне хотелось оттолкнуть от себя папино смирение, снова выпрямить его и напомнить, что правитель – именно он, а не подвыпивший Авдеев. Но именно благодаря скромности он стал таким хорошим лидером для нашей семьи. Мудрый, скромный папа.
Пример для меня.
Я по-прежнему не кланялась. Не могла себя заставить. Еще нет.
Авдеев держал в руках бутылку спиртного, возможно, из нашего сундука. Он отступил в сторону, чтобы дать возможность Зашу и Ивану втащить в комнату сундук с папиными дневниками, затем взял бутылку с собой в кабинет и закрыл дверь.
Заш осторожно опустил сундук. Его пристальный взгляд обжег мою кожу, когда он вернулся к лестнице за другим сундуком. Видимо, ему было трудно сгрузить наши пожитки в доме для ссыльных, ведь это казалось излишеством для простого солдата вроде него.
Но он не понимал ни моей жизни, ни моих потребностей, ни моего воспитания.
А я не понимала его.
Но намеревалась понять.
– Папа, как ты можешь кланяться Авдееву? Ты выше этого человека во многих отношениях. Честь, доброта, родословная…
– Да, но не рост. Я, знаешь ли, гораздо ниже его.
Папа поцеловал меня в лоб и пошел открывать чемодан.
– Я напоминаю себе, что он выполняет свой долг. Он демонстрирует верность стране и людям, которых я люблю. И это то, чему я могу поклониться.
Заш и Иван вернулись с другим сундуком. В тот момент, когда они в третий раз скрылись на лестнице, я опустилась на колени рядом с папой над его сундуком.
– Папа, – прошептала я, –