женщины и их дети расплачивались за неподъемные для них виды работ. Вспахать плугом огород, чтобы потом посадить картошку, выкопать погреб, охватить железным обручем рассохнувшуюся кадушку, восстановить крышу дома, разрушенную ураганным ветром и дождем, накосить сено для коровы и привезти его к дому, «забить» свинью, сделать железные листы для варки на огне патоки, соорудить тот же самогонный аппарат – всё это и многое другое может сделать только мужик, которому надо платить за его труд. В отсутствие денег в качестве их эквивалента и выступала самогонка. Гнали ее из свеклы, высоко ценился «первач», понятие, широко известное в народе, оно даже включено в «Орфографический словарь русского языка». Я был весьма осведомлен о градусных отличиях самогонки. Наладив аппарат, мама сажала меня возле него, рядом ставила посуду и объясняла: время от времени взять пробу и осторожно, чтобы не обжечься, плеснуть в огонь под котлом, если горит, значит, первач, его сливать в большую бутыль, всё остальное – в другие емкости. Хороший первач имеет 65-70 градусов крепости, его любили желающие «обменять» свой труд на эту «валюту» и соглашались «помочь» нам с мамой. Впрочем, в Антоновке практически не осталось мужиков, способных выполнять тяжелую и квалифицированную работу, как и употреблять знатный первач, выручали ходившие по деревням отходники из других мест.
Я хорошо помню двух антоновских мужиков, которые брались за помощь семьям, оставшимся без мужей и отцов, но они были совершенно разными в социальном и нравственном отношении. С теплотой и благодарностью вспоминаю Андрея Савельича Васина, скотника, ухаживающего за крупным рогатым скотом, за могучими быками-производителями. Внешне – настоящий русский богатырь, антоновский Илья-Муромец, он смело входил в загон, где цепями были привязаны два диковатых бугая, беря сильными руками за кольца в их ноздрях, усмирял и выводил на улицу, на водопой. Мы, мальчишки, с восторгом и страхом следили за актами проявления силы, воли, превосходства человека над казалось бы неподвластными существами. Правда, однажды случилось невероятное: Андрей Савельич допустил промашку, и бугай поднял его на рога. Израненный, он долго лечился, выздоровевший, вновь пришел к бугаям. Казалось, сама природа послала в то время Андрея Савельича русским бабам и их детям, он словно чуял их горе и беду, немедленно приходил на помощь, его сильные крестьянские руки умели делать всё: пахал, сеял, ремонтировал, строгал, точил, рубил, а еще успокаивал, вселял веру в победу над врагом, в возвращение мужей, сыновей, братьев домой. Не знаю, но думаю, что ему самому, наверное, помогала его молоканская религиозная вера, хотя он никогда об этом не говорил. Андрей Савельич не брал никакой платы за свой труд, а если предлагали – решительно отказывался. Альтруист и абсолютный трезвенник, он был благодарен за обед хозяйкам, которые могли его накормить. Уважение к нему было безграничным, на него молились все. Совершенно другим был еще один житель Антоновки, Иван Каращуков. Небольшого роста, с хитрой