«Кушай, Матт».
Каждую осень Матт собирал урожай собственных яблок и готовил свой любимый с детства яблочный мусс вместе с мисс Эллой, – вот только она пользовалась немного другими ингредиентами. Она делала яблочное пюре, иногда смешивая его с консервированными персиками, и добавляла немного корицы или ванильного экстракта, но она не использовала секретный ингредиент, теперь скрытый за разболтанной корицей. Ему больше нравился мусс мисс Эллы.
Из окна своей спальни Матт мог видеть три заметные черты ландшафта: Джулингтон-Крик, шлюпочную стоянку на этом рукаве реки и заднее крыльцо рыбацкого кемпинга Кларка. Если он высовывался из окна, то мог разглядеть Сент-Джонс. Время от времени сотрудники клиники брали напрокат гину – узкие суденышки, похожие на каноэ с низкой осадкой, но гораздо более устойчивые из-за квадратной кормы, так что они не могли перевернуться или утонуть. Они отчаливали от шлюпочной стоянки и устраивали пациентам короткие водные прогулки в предвечерние часы, а потом возвращали лодки владельцу стоянки, который нежно называл своих соседей «мои верные шизики».
Продолжая искоса наблюдать за чашкой с яблочным муссом, Матт выглянул наружу и был вынужден признать, что за семь лет он слышал и видел падение великого множества желудей. «Миллионы», – пробормотал он как раз в тот момент, когда очередной желудь со стуком отскочил от подоконника и спугнул ближайшую белку, застрекотавшую в траве с высоко поднятым хвостом. Ясность зрения была мимолетной, побочным продуктом действия таблеток. То же самое относилось к тишине. В какой-то момент он был готов на все или позволил бы им сделать с собой все что угодно, лишь бы успокоить гомон у себя в голове.
Оглядевшись по сторонам, он удовлетворенно отметил, что в его комнате нет мягкой обивки. Он еще не зашел так далеко. Это означало, что надежда еще остается. Пребывание здесь не означало, что он не может мыслить логически. Сумасшествие не делало его глупцом. Он не превратился в «Человека дождя»[8]. Он прекрасно мог рассуждать обо всем; просто его линия рассуждений шла более окольным путем, чем у других, и он не всегда приходил к ожидаемым выводам.
В отличие от других пациентов ему не требовалось объяснять, что он стоит на краю. Он уже давно чувствовал, что балансирует на узком каменном карнизе. Пропасть была глубокой, и объезда не предполагалось. Оставался только один способ пересечь ее. Здешние пациенты могли заглядывать в пропасть или смотреть назад, но для ее преодоления они были должны отрастить крылья и сделать затяжной прыжок. Большинство никогда не решится на это. Слишком болезненно, слишком неопределенно. Слишком много шагов нужно было пройти или забрать назад. Это он тоже понимал.
На самом деле был только один способ выйти отсюда живым – плотно упакованным в кузове санитарной машины и плавающим в торазине. Матт не видел ни одного пациента, который уезжал бы из клиники не привязанным к носилкам, подобно Гулливеру. Он слышал гудки, стук