собой. Лазурная мирная даль позади, видимо, была водной гладью, отражающей облака и серые крыши каких-то домов. Кирей уже давно привык к странным, мотивам творчества своего друга и сюрпризом новое творение не стало. Нечто заставило его помедлить с реакцией и вглядеться в черты лица, такие же, как те, что смутно мерещились в его голове. Леди, смотревшая с холста, была подобно миражу из его сна, но кто она такая разобрать не получалось.
– Зачем?
– Бери… мм… – он выдавил на старую, потасканную палитру два оттенка: лесной зелёный и цвет синей Элис, а получившийся же при смешении если прислушаться походил на слабый дождь искупления, а в глазах мерещился совершенно не подходящим всей гамме, что уже использовалась Нием прежде. Цвет был потусторонним для всего изображённого прежде, но юноша предпочёл именно его.
– Бери этот и помоги мне закончить.
Он встал с места уступая его другу, сам же пересел за клавиши, подключил устройство к розетке, переключился на режим фортепьяно и опустил руки, задрав голову к потолку. Он выжал пару мгновений первый аккорд, а дальше начал плыть руками по инструменту уверенно и трепетно, подобно тому, как молодой хирург начинает ответственную операцию или как влюблённый юноша касается руки своей возлюбленной. Сначала мелодия была плавной и, если закрыть глаза на ум приходил образ безмерно длинных в метр шириной лент хлопкового полотна, что свободно в небе изгибаются и колышутся на тёплом ветру. Музыка – светлая, как рассвет и чистая как снег.
Кирей мало что понимал в живописи, но товарищ не шутил, он был готов доверить несколько дней своего труда в чужие руки. Он правда предоставил картину в руки страдальца. Брюнет начал подрисовывать маленькие капли на лице вокруг глаз и в них, так что через пару мгновений у героини творения невозможно было разглядеть и зрачков, кажется, по началу он думал, что так лицо девушки будет живее, якобы она только что плакала, но, не сдержав чувств, он залил ей глаза полностью, не давая видеть внешний мир. Словно он помог ей спрятаться от того, что заставило её снять свои уши. Парень неловко вмешивал свой цвет на полотнище стараясь добиться переходов и градиентов, но это лишь делало портрет через чур жалким и нелепым.
Музыка набирала темп, и постепенно превратилась в подобие крика о помощи или же в вой усталости человека, изнурённого и опустошённого. И Кирей добавил в отражение на воде силуэты людей, что видимо кричали на девочку, а ещё он добавил её совершенно идеальному кукольному лицу красную линию похожую на шрам проходивший прямо по средине носа, а когда музыка стала больше похожа на предсмертные слова раненого в самое сердце война, Кирей набрал пальцем алой краски и покрыл голубой цвет глади воды им, видимо изображая кровь. Музыка стихла и Ний забрал кисть.
– Я представлял себе совсем иное, когда рисовал, «она» просто не хотела слышать всё, что вокруг неё. «Её» никто не обижал она сама закрылась, потому что мир не в «её» интересах, дома где-то далеко и вообще в отстранении, так что может не существуют. Если подумать