которое после звонка вырвал из черновой тетради и бросил в мусорную корзинку. Сосед, сидевший сзади, Витковский, очевидно, подсмотрел, когда Вячка писал. Он вынул бумажку из корзинки, разгладил и в присутствии многих товарищей прочитал вслух:
Лечи, лечи, наш медик «тощий»,
Давай побольше нам лекарств
И отправляй и в дни, и в нощи
Нас в высь небесных божьих царств!
Вячка не придал значения тому, что бумажка со стишком не уничтожена. Через час он уже забыл о ней.
Прошло несколько дней, и его неожиданно вызвал директор в свой кабинет. Без всяких предчувствий Вячка вошел к нему.
Директор был разгневан. Это Вячка сразу увидал по лицу директора. Он закричал на Вячку:
«Обманщик!.. Нечестный!.. Лживый!..»
Когда Вячка протестующее сказал что-то, перебивая директора, он показал ему бумажку, сложенную несколько раз, на которой мелкими печатными буквами было написано стихотворение о Демидове.
Вячка изменился в лице, поняв, что кто-то его подвел.
«Вы писали?.. Вы сочинили?.. Вы положили эту гадость врачу в калоши?.. Поиздеваться захотели?..»
Вячка мог отказаться, но чувство порядочности подсказало ему, что отпираться стыдно, и он ответил:
«Сочинил стихи я, но даю честное слово, что писал на этой бумажке не я, в калоши врача клал тоже не я».
«Тогда кто же?.. Кому отдали вы написанное?.. Говорите!..» – закричал директор.
Вячка не хотел выдавать товарища и сказал, что не помнит.
И хотя Демидов, зашедший к брату Вячки в этот вечер, смеялся и жалел, что отдал стихи директору, так как не знал, что их писал Вячка, его брат был мрачнее тучи. Вячке было ясно, что на него свалилась неприятность от директора, и, вероятно, открылась тайна «Звериады», и учителя все узнали, как Вячка их ошельмовал.
Брат с Вячкой не разговаривал и он молчал, не расспрашивал, почти все время сидел в своей комнате. Но из отрывистых ответов и далеко неласковых взглядов жены брата Вячка видел, как переживает случившееся брат. И сам он горевал по-настоящему.
Через несколько дней стало известно, что приехал новый директор, а Михалевич уходит в отставку.
Вячка не задумывался, лучше это или хуже для него. Он, как побитая собачонка, ждал ударов на свою голову.
Уехал старый директор, не сделавший брату прощального визита, новый никак не реагировал.
Дни текли, никто не говорил с Вячкой о несчастном стишке.
Брат по-прежнему был сердит на него. Учителя будто не изменили своего хорошего отношения к Вячке.
Только латинист Ярема на уроке как-то сказал:
«Незенцурные стихи умеете писать, а перевести статейки не умеете». И поставил Вячке первую двойку за все время его учения в К…й гимназии.
Товарищи знали о свалившемся на голову Вячки несчастье, молча сочувствовали ему и, кажется, тоже переживали.
Витковский не признавался, что это он положил стихи в калошу врача. Это возмутило Вячку. Он ему сказал, что раз он не признается, ему