Вспоминаю что-то неправдоподобное про древнейшие канализационные системы Язда, которые ведут в тюрьмы Александра Македонского.
Старик открывает дверцу. Желтый свет бьет в глаза. Через пару секунд понимаю, что мы в маленькой хорошо освещенной квадратной прихожей. Старик снимает ботинки, я тоже. Входим в просторную яркую залу. Посреди залы – большая терраса. Витражи в деревянных дверях-окнах с медными узорчатыми рамами, древние двери, зеркально-серебряная роспись на потолке. На одной из стен – большая картина маслом: пылающий дворец, вокруг которого стенают обезумевшие люди. Над дворцом в небе парит большой знак зороастрийцев – крылья и старик между ними…
Женщина в синем платке и болотного цвета бесформенной одежде впускает нас в небольшое полутемное помещение. На высокой одноногой подставке в большой железной чаше горит огонь. Не замечая нас, в зал входит высокий старик, весь в белом. Он подкладывает в чашу дрова. Совсем рядом говорят по-русски, я оборачиваюсь и падаю. Мимо с ворчанием прошла какая-то старуха. Меня разбудили.
Старуха, тихо и недовольно бормоча, прошла куда-то вверх. Я поднял выпавший из моих рук блокнот и быстро пошел вслед за старухой. Через пару минут она пропала, а я обнаружил себя на крыше города Язд.
Кое-где возвышаясь, где-то обрываясь пустотами дворов, где-то упруго вздымаясь полукруглыми башнями, крыши переходили одна в другую, объединяясь в одну… Сверху палило белое солнце, превращая крыши из темно-бежевых в красно-коричневые. Солнце, ослепительная голубизна неба и далеко на горизонте – похожие на декорации полукруги рваных гор.
Я иду, перелезая с крыши одного дома на крышу другого – невысокая стенка, крыша выше, крыша ниже, узкий выступ стены, кое-где приходится прыгать, где-то – подтягиваться, иногда балансировать, переходя по краю стены на следующую крышу. Я хочу дойти до центра старого города и там выбраться обратно в город – возможно, через такой же заброшенный двор, как тот, что вывел меня сюда, на городские крыши. Сухой ветер пустыни въедается в губы, трескает их и забивает нос невидимым песком.
Каждый следующий дом оказывается выше, и уже довольно нелегко становится перелезать с крыши на крышу. Иногда между крышами мелькают узкие коридоры и прямоугольные дворы с маленьким бассейном посередине и деревьями, на которых чернеют гранаты, изъеденные птицами. Через дворы между стенами протянуты нити, на которых висит стираное белье, двери в комнаты открыты (у дверей ботинки, а внутри – ковры). Иногда показываются люди. Замеченным быть очень не хочется…
Откуда-то сверху раздается голос муллы. Он призывает жителей Язда молиться. Солнце все ниже, а на небе, кажется, кто-то варит манную кашу. Голос муллы означает для меня в первую очередь, что сейчас уже около пяти вечера. В шесть надо быть в отеле.
Мои прыжки спугивают стаи белых голубей. Голуби взлетают и прячутся