особо нейтральным и не оттого ль показавшимся Антипу, сидевшему напротив, умышленным голосом произнёс Женя.
Антип считал его человеком непосредственным, всегда говорившим немедленный смысл; но тут он услышал подспудье: как по-разному отреагировали Венециановские. В этой, действительно, большой, хотя не столь уж и дружной, или просто единой, но главное – семье, не только направления или вкусы сильно разнились, а такой вот пустяк, брошенный в вечернюю гущу, легко мог обнажить непримиримую разницу в самом жизнеустройстве. По каналу и настройке звука можно было заключить, чему хозяева посвящали некоторые свои свободные вечера. Сергею, например (чьё мироздание заново творилось каждое божье утро), подобное предположение о нём показалось бы возмутительным, однако он, удобно возвышаясь, минуту вслушивался, а потом снисходительно бросил:
– Болтовня.
– Зря вы так категорически, – ответила ему из уголка маленькая бледная дамочка, такая маленькая и бледная, доселе молчаливая, что он только сейчас её заметил, а между тем это была Раиса Фёдоровна, Женина мама. – В советском времени было очень много хороших, достойных вещей, сейчас, к сожалению, утраченных…
– …но невосполнимо ли, или же общество постепенно возвращается к некоторым ценностям, – поддержал её чей-то голос.
– Да это же только кажется, что изменились формальные условия, – сказал Сергей, неожиданно очутившийся в центре разговора. – Ведь мы снимаем и о переломном времени, много документалистики, и я вижу, как изменились, да что там – как на глазах меняются люди…
– Люди, да, какие люди! – Василина будто только очнулась.
– И что вы хорошего нашли в собейском прошлом? Дураки были! – этот скрипучий голос из гостей принадлежал цепкоглазому господину, троюродному завсегдатаю семейных праздников, давеча высказавшемуся про революцию.
– Ну, дядя Боря, как всегда, на скепсисе, – заметил Женя.
– Вы, Борис Сергеевич, – отнеслась и его мама, – конечно, пострадали от произвола и вообще… Но ведь это не искупает, то есть, я хочу сказать, не оправдывает…
Ираида Петровна настороженно посмотрела на золовку. На бывшую золовку. Раиса Фёдоровна говорила с Борею сбивчиво и, пожалуй, сочувственно. Не затевается ли между ними чего-либо? Явных признаков не было, но хозяйка дома тонко чувствовала подобные нюансы. Она умела предощущать. А ведь оба носили одну и ту же – их гордую фамилию.
– Раечка, – сманеврировала она, – как тебе фрикасе?
– Изумительно! – с готовностью отозвалась золовка. – А ведь у меня ничего не выходит! И по вашему рецепту, и так, и этак… Который раз, а всё не то.
– Мама, всё у тебя получается, – успокоил издали Женя.
– И получается, – подхватил, не разобрав, один из пожилых гостей, долго искавший случая вставить слово, – что мы всё вывернули наизнанку, а сущность какою