стражей. По этой причине Эми предпочитала использовать прямое обвинение только тогда, когда подозреваемые еще не знали, что им инкриминируется нечто конкретное, а не после того, как был применен ордер на обыск.
– А ты уверен, что хочешь дать этой женщине два дня, чтобы снять обвинение? – спросила Эми. – Думаю, что у любого, у которого есть столько кокаина, достаточно денег, чтобы прятаться, сколько потребуется.
– Никуда она не денется, – ответил Дэнсби с присущей ему самоуверенностью. – У нее есть ребенок. Социальные службы уже забрали его. Так что она будет везде его искать.
– Надеюсь, ты прав.
– Не волнуйся. У нас все козыри на руках. Во всяком случае, я сказал Пауэрсу, что ты начнешь работать над этим делом с утра. Если мы собираемся представить это дело перед Большим жюри в пятницу, надо как следует подсуетиться.
Эми почувствовала, как непроизвольно распрямилась ее спина.
– Не могу. На завтрашнее утро у меня беседа с Дафной Хаспер.
– Что еще за Дафна Хаспер?
– Я отправляла тебе сообщение насчет нее, – сказала она. – Это одна из жертв Шептуна.
Шептун был еще одной навязчивой идеей Эми, и эта история действительно стоила того, чтобы обратить на нее внимание: серия нераскрытых изнасилований в долине на протяжении почти двух десятилетий. Связь между ними заключалась в том, что преступник говорил со своими жертвами только шепотом. Было как минимум восемь случаев – а может, и двадцать пять, или того больше. Ясного представления об этом деле не имел никто, так как никто и никогда, кроме Эми, не пытался как следует разобраться с этим делом.
Реакция Дэнсби на слова Эми о деле Шептуна варьировалась в диапазоне от апатии до антипатии, в зависимости от его настроения. На этот раз верх взяла апатия.
– Ах, вон что, – сказал Дэнсби. – Это может и подождать.
– Нет, не может. Пока мы не засадим этого ублюдка в тюрьму.
– То, о чем я говорю, сейчас важнее.
– Значит, ты предпочитаешь помелькать своей лысиной перед телеобъективами и поднять какие-то непонятные рейтинги, которые для тебя так важны, вместо того, чтобы упрятать в тюрьму мужика, который ночью врывается в дома к женщинам и насилует их?
– Не драматизируй.
– А ты не будь таким мудаком.
Он выдержал паузу. Он всегда предпочитал вести разговоры по сценарию и читать речи с телесуфлера.
Сила, с которой Эми произнесла последние слова, заставила Бутча поднять его склонившуюся было голову.
– Мне кажется, – сдержанно произнес Дэнсби, – что Коко-мама приоритетнее.
– Очень рада, что ты так думаешь, но эту беседу я даже не собираюсь отменять.
– Когда ты говоришь – беседа, то на самом деле имеешь в виду повторный диалог, да? Эта женщина ведь уже беседовала с полицией.
– Да, было дело, сразу после происшествия. Но тогда им ничего не было известно о других подобных случаях. Да и с ней никто не говорил целые годы.
– Ну, раз годы, так еще несколько