вас дольше не мучать. Крепость нельзя захватить извне. Это факт, не подлежащий сомнению. Но наша с вами задача сделать так, чтобы она стала столь же неприступна и изнутри. Другими словами, чтобы из нее невозможно было выбраться наружу.
Блойд влил в себя остатки бренди из бокала и испытующе посмотрел на коменданта. На лице последнего застыло искреннее недоумение. Где-то там в глубине, за высоким морщинистым лбом Бена шел активный мыслительный процесс, который пока не привел к каким-либо более или менее вразумительным выводам. Торн медленно посмотрел сначала на остатки бренди в бутылке, затем на Гута, стараясь понять, то ли алкоголь размягчил мозг собеседника, то ли он просто сумасшедший и возлияния здесь ни при чем. Тоном врача психиатрической клиники, беседующего с пациентом, Бен промолвил:
– Простите меня, господин Гут! Видимо, алкоголь притупил мой слух и замедлил мои мысли. Я правильно понял то, что вы сейчас сказали? Вы хотите сделать Крепость неприступной изнутри?
– Именно так, дружище, именно так!
– Но зачем, черт побери? Кому это понадобилось? Ведь для того, чтобы не выпустить врага из Крепости, его надо туда впустить! А это невозможно, вы сами минуту назад с этим согласились!
– Я согласился с тем, что взять Крепость штурмом невозможно. Враг действительно не сможет силой зайти в Крепость. Но этого и не требуется. Мы сами его туда поместим. Точнее их, так как врагов у Эссентеррии хватает. А ваша задача, Бен, сделать так, чтобы у них не было ни малейшего шанса выбраться наружу.
– Ааа… Постойте, постойте, – до Бена стал доходить смысл сказанных Блойдом слов. И по мере осознания их сути лицо Торна багровело, наливаясь кровью. Он с негодованием швырнул недопитый бокал в стену. Осколки шрапнелью разлетелись по кабинету. Но комендант не обращал ни малейшего внимания ни на осколки, ни на темное пятно, оставшееся на стене от разбитого бокала. Он всем своим могучим телом навис над Блойдом, последними усилиями воли сдерживая праведный гнев.
– Вы решили сделать меня тюремщиком? Меня, старого солдата? Тюремщиком? Меня? По-вашему, я похож на сторожевого пса? Никогда, слышите меня, никогда свободный волк не уподобится цепной шавке, готовой лизать сапоги хозяина за обглоданную кость! Я воин! Слышите меня? Я воин, и я без промедления пожертвую своей жизнью для защиты своего Отечества! Но тюремщиком я не стану!
Гут выдержал натиск взбешенного коменданта. Ни один мускул не дрогнул на его лице, продолжавшем сохранять самое дружелюбное выражение, даже под градом летевших в него брызг и оскорблений. Блойд налил себе бренди, сделал глоток и медленно поднялся, глядя глаза в глаза тяжело дышавшему Торну. Улыбка все еще не покидала лица Гута, но она налилась свинцом, придав всему облику Вице-Канцлера стальную упругую мощь.
– Вы все сказали? А теперь сядьте, и послушайте меня, Бен! – тихо, но властно почти прошептал Блойд. – Сядьте!
Почувствовав эту рожденную внутренней скалистой силой властность, Бен Торн нехотя повиновался и опустился в свое