лицо, зачастую лишенное каких бы то ни было эмоций; те же квадратные прямые плечи, словно он готовится принять сокрушительный удар мяча и тут же отбить этот мяч обратно с не менее сокрушительной силой; те же светло-русые волосы, волнами обрамляющие лицо, хотя на висках и в углублении под затылком уже мелькает седина. А вот стекла в очках, которые он носит, стали за последние четверть века гораздо толще. В остальном же Малколм совершенно не переменился.
Хотя, должно быть, переменилась я сама, ибо теперь, когда я на него смотрю, я не вижу ничего такого, что можно было бы любить.
– Нам необходимо это уладить, – быстро сказала я, заметив, что Малколм перестал разговаривать по телефону и двинулся на кухню. – Немедленно.
Я была настроена решительно и загнала его в угол, но он повернулся ко мне спиной, делая вид, что пытается оттереть со столешницы какое-то грязное пятно.
– Малколм! Ты слышишь? Нам необходимо немедленно все уладить.
Я выросла в семье людей тихих и спокойных, где мужчины и женщины никогда не орали друг на друга за воскресным обедом, не пытались с помощью крика доказать собственную правоту и неправоту оппонента. Напряженные ситуации, конечно, возникали, но их всегда старались разрешить мирно, контролируя себя, стремясь сберечь собственные и чужие нервы.
А вот гробовое молчание Малколма меня отнюдь не успокаивало. Это была какая-то непробиваемая каменная стена, исполненная угрожающего насилия, вызывающая раздражение и дающая слишком много возможностей для самых неприятных размышлений и предположений.
Когда он все же сподобился мне ответить, голос его звучал почти неслышно.
– Мы ничего не будем улаживать, Елена.
То, что он назвал меня полным именем, должно было, видимо, означать, что разговор окончен. Но мне на это было наплевать.
– А если бы это был ребенок президента? Или сенатора? Неужели ты хочешь сказать, что и они бы смиренно смотрели, как их ребенок садится в желтый автобус через каких-то два дня после оглашения результатов теста?
Это явно его задело. Он прищурился.
– Случаются и отступления от правил.
– Нарушения правил, ты хочешь сказать?
– Нет, Елена, всего лишь отступления. Наше государство ко всем детям относится одинаково.
Я налила себе полный стакан вина – до самой верхней кромочки, – залпом выпила почти все, разве что на дне осталось чуть-чуть. Возможно, хмель поможет мне стать храбрее? А может, я хочу впасть в бешенство и наконец дать Малколму понять, как я его презираю?
– Хватит с меня твоих дерьмовых рассуждений об «одинаковом отношении ко всем детям»! – рявкнула я.
И в этот момент на кухне появилась Энн с плошкой растаявшего мороженого, которое превратилось в весьма неаппетитную жижу.
– Что происходит? – тут же поинтересовалась она. – У вас, ребята, очередная супружеская ссора?
В ответ она получила кислую улыбку от отца и преувеличенно тяжкий вздох от меня.
– Мы уезжаем! – вдруг решительно