en juin le ballet de l'Opéra de Paris. Rudolf Nourieev: <A nous deux, New York (Figaro, 12 mars 1989) [11].
Невезучий шпильман из Большого назвал меня дегенератом. Я выбил ему два передних зубы, но, посмотрев на себя в зеркало (там было зеркало, на стене, мы задержались в гардеробе известного московского ресторана), посмотрев на себя, я увидел, что, в самом деле, вылитый выродок. Мой фас косит на нечто звериное, или мутер моя, изменив фатеру, зачала меня с вепрем. К звериным качествам относятся и мои дико развитые органы обоняния, я чую носом, как волк. И надбровные дуги у меня тоже волчьи. И взгляд разноцветных глаз. Про такую рожу говорят, что она просит кирпича. Я с этим выражением на все сто согласен. Знатные фамилии вырождаются на протяжении столетий, моя порода выродилась буквально во втором поколении, сразу.
Недавно Тургеман подкинул мне, с понтом, секретную инструкцию НКВД. Критерии при отборе кадров для прохождения службы в Органах. Вот тоже словечко, славно придумали, сволочи. Воображалось нечто невидимое, тайное, управляющее всем телом. Воображалось нечто неприятное, вызывающее отвращение и страх, отторжение и сознание необходимости. Источник здоровья и болезни, говна и желчи. При равнодушии к НКВД, я немедленно понял, что эта инструкция была липой, но не понимал, зачем и кому нужна была такая нелепая дезинформация,
Мой дед служил в НКВД. Думаю, он пытал и расстреливал. Судя по его энергичной природе, он не оставался в стороне от самой истовой оперативной деятельности. Это был голубоглазый арийского типа красавец, по-своему, блестящий офицер, по-видимому, лютый бабник (намекали, что он участвовал в оргиях с Берией). Не знаю, какими были расовые критерии этих органов (тем более, что русскому наивысшее удовольствие доставляет гнобить своих), но их основной задачей было и есть отделить здоровую часть от больной и первую часть планомерно уничтожить. Несмотря на то, что НКВД с КГБ были самыми эффективными советскими органами, они, к счастью, не успели пока довести дело до конца. Подделку я, короче, прочёл, но был фраппирован тем, насколько сам лично совпадаю с описанием дегенерата, которого, по мнению авторов, в НКВД брать было нельзя. Поначалу меня это опечалило, а затем злобно развеселило.
Первое, на что служитель НКВД должен был обратить внимание, это судороги лица. У меня бывали судороги, как и мой отец, я имел тик – помаргивал правым глазом. Косоглазия не было, но зрачки были разного цвета. В инструкции было написано, что за один такой знак Инквизиция палила людей на костре, красота! Я, впрочем, не считал разноцветье глаз недостатком (даже наоборот!). Но дегенерат не замечает признаков своего вырождения, это нормально. Были также дефекты речи. Я шепелявил. Ничего криминального, но, по французскому выражению, на языке у меня был волосок. В детстве я заикался, но меня вылечили. Точнее, я сам вылечился. А сначала этот недостаток, скорее, способствовал моему развитию, так как с детского сада я много молчал и слушал, пытаясь строить фразы так, чтобы избежать опасных слогосочетаний. Иногда заикание вдруг возвращалось, но ненадолго (что поделаешь, слов-то много, а рот один). У меня бывали мигрени, доходившие до коматозных состояний, с аурой – как полагается. Я был также одарён