во все времена эстетический эффект узнавания уже знакомого. А в наше время обнаружилась, как мне кажется, и определённая перегрузка артефактами, замедлившая поступательное до того развитие культуры.
– Этакое перепроизводство культурных ценностей? – оживился Судья.
– Не сомневаюсь, вы и сами это заметили, Судья. Вы ведь до назначения несколько столетий подрабатывали экспертом по антиквариату, то бишь оценщиком.
– Я этого не скрываю, – буркнул Судья. – И всегда платил налоги.
– Поверьте, что это обстоятельство сыграло свою роль, когда я выбрал именно вас. Возвращаюсь к ответу на ваш вопрос. Думаю, что искусство перешагнула некий предел, за которым стало чрезвычайно трудно придумать что-нибудь действительно новое. Как аналогию могу предложить современную биологию Земли: все виды животных давно открыты и описаны, родись сейчас новый Линней, ему придётся заняться историей и прогнозами. Забавно, что первым ощутило недостаток новых сюжетов кино, самое юное из искусств, отсюда бесконечные римейки удачных фильмов, сиквелы, приквелы и серии телефильмов, тянувшихся годами. Потом, исчерпав психологическое содержание и возможности формального новаторства, погибла лирическая поэзия. Мне кажется, что и прочие виды искусства испытали насыщение в области сюжетики и варьирования формальных особенностей. Может быть, в будущем и возможны станут новые культурные революции, а покамест имеет то, что имеем.
– Спасибо, Разум. Теперь есть над чем подумать.
– Счастье ещё, что наше учёное сообщество вовремя всполошилось и худо-бедно возглавило уже громко заявившую о себе моду. Помнится, вы протестовали против нашего намерения превратить перенаселённую в те времена Землю в заповедник художественных стилей, памятников искусства и исторических артефактов, где можно только служить в каком-нибудь музее, но просто жить нельзя.
– Да, протестовал, потому что это нарушало равенство прав на жилище. Честно сказать, я в то время с особой остротой воспринимал квартирные проблемы.
– И не удивительно! Вы ведь тогда лишились своей муниципальной квартиры, оставив её последней жене, и с тех пор кочуете по гостиничным номерам.
Судья помолчал. Потом проговорил, глядя в пол:
– Меня беспокоило также подозрение, что вы, начальствующие, прикрываясь музейным проектом, отхватите побольше жилплощади себе под учреждения. Теперь вижу, что в этом ошибся, а в целом проект себя оправдал.
– И вы же сами, Судья, внесли в его осуществление свой вклад! Я прекрасно помню ваши всемирные лекции о прерафаэлитах, прочтённые в музеях и на старинных улицах Лондона.
– Да уж, пусть лучше подражают братьям Россети и Милле, их меценатам, жёнам, натурщицам и любовницам, чем лупят друг друга двуручными мечами, обливаясь потом в железных латах. Кажется, я догадался, почему вы выбрали именно меня…
– Да, и поэтому тоже. Но о моих критериях немного позже. Возвращусь к тем лондонским лекциям. По-видимому, ваш тезис о