и виноградные ветви, сплетаясь между собой, и вся эта красота была обрамлена в круг.
В голове зазвучали недавние слова Бори. Тот говорил, что на месте Сергея послал бы Демидова.
«Интересно, он правда смог бы так сделать или это просто слова?» – подумал Беляев, продолжая любоваться лепниной.
В шестнадцать лет он тоже считал, что может плюнуть в лицо любому, если нужно, но жизнь, особенно в юности, не раз даёт пощёчины. Она учит, и делает это довольно жестоко. Оказавшись в незавидном и сложном положении, Сергей ещё больше замкнулся, и не смог сделать ничего другого, кроме как в оцепенении наблюдать за происходящим.
«Смалодушничал ли я, не дав жёсткого и принципиального отпора?» – подумал Беляев.
И, всё же, молодой человек понимал, что нет. Он поступил так, как смог, а за это нельзя себя винить.
Раздался гулкий звук, и Сергей вздрогнул, садясь ровно. Оказалось, это затянули свою песнь старинные напольные часы с маятником. Беляев встал и медленно подошёл к ним. Не часы, а настоящая красотища, такую только в музеях выставлять! Тёмно-коричневое дерево с ручной резьбой, изящный циферблат с витиеватыми цифрами, толстый посеребрённый маятник… Сергей залюбовался.
Когда часы пробили последний раз, Беляев прошёл к двойным белым дверям, ведущим в другую комнату. В ней находились дубовые шкафы с книгами, письменный стол и стул на неровных вздутых ножках.
Серёжа погладил дверь и пошёл в коридор, по пути проводя ладонью по чёрному роялю, стоящему в гостиной. Выйдя из комнаты, Беляев подошёл к спальне. Постель была разобрана и смята. Студенту стало душно от нахлынувших воспоминаний. Демидов так и не дал ему поспать. Казалось, спальня до сих пор хранила запах секса, плотные шторы были задёрнуты, а широкая кровать так и манила, обещая сладкий сон. Сергей помнил мягкость её матраса и нежность простыней.
«Неужели я буду здесь жить? Как? Даже представить невозможно», – подумал Серёжа, несмело проходя в комнату.
Он всегда проживал в коммунальной квартире, и привык к шуму, тесноте и общему с соседями быту. Утро неизменно начиналось с того, что Зинаида Тимофеевна, которой на вид было лет сто, устраивала панику: «Кто взял мой сотейник? Куда подевался сотейник?». Все уже давно привыкли к ежедневным поискам и никак не реагировали на старушку, которая каждое утро находила этот самый сотейник в одном из ящиков.
Тётя Маша варила геркулесовую кашу и предлагала её Сергею. Иногда он соглашался – очень уж хорошие, крупные были хлопья, а куски масла и сахар делали из простого блюда настоящую вкуснятину. Тётя Маша была одинокой женщиной сорока пяти лет, и она всё ещё не теряла надежду построить своё женское счастье. Время от времени в коммуналку захаживали мужчины, и тогда Довлатова цвела и пахла, эффектно красилась и убирала волнистые локоны, покрытые лаком, в причёски. Но ни один из ухажёров не оставался на длительный срок. Рекордсменом стал здоровяк, бывший спортсмен Виталик. Он ходил к Маше около трёх месяцев, но предложение руки и сердца