орлиными носами и неумолимым выражением в глазах, в которых отражался присущий их расе фатализм – полное отсутствие сомнения или жалости.
На улицах и стенах города выстроились толпы людей, которые молча следили за тем, как чужие всадники выступают на защиту их родного города. Нигде не раздавались приветственные крики; угрюмо и мрачно наблюдали за происходящим жители – изможденные, в поношенной одежде, – сжимая в руках головные уборы.
В башне, из которой открывался вид на широкую улицу, ведущую к южным воротам, на атласном диване раскинулась Саломея, глядя на Констанция, который надел перевязь с мечом и сейчас натягивал латные рукавицы. В комнате они были одни. Через оконные проемы с золотыми переплетами снаружи доносились ритмичный лязг доспехов и стук лошадиных копыт.
– Еще до наступления ночи, – проговорил Констанций, подкручивая свои тонкие усики, – ты получишь новых пленников, чтобы накормить своего дьявола, заточенного в башне. По-моему, ему уже прискучила мягкая плоть изнеженных горожан. Надеюсь, жесткое мясо кочевников пустыни придется ему по вкусу.
– Постарайся не попасть в лапы к врагу более жестокому, чем Тауг, – предостерегла его мнимая королева. – Не забывай о том, кто ведет этих дикарей на штурм.
– Не бойся, не забуду, – ответил он. – Это – одна из причин, по которой я иду ему навстречу. Этот пес повоевал на Западе и разбирается в искусстве осады. Моим лазутчикам было нелегко приблизиться к его колоннам – потому что у всадников его боевого охранения глаза зоркие, как у ястребов, – но они все-таки сумели подобраться достаточно близко, чтобы рассмотреть осадные машины, которые он везет на повозках, запряженных верблюдами: катапульты, тараны, баллисты, метательные снаряды. Клянусь Иштар, должно быть, он усадил за работу тысяч десять человек, не меньше, и они трудились целый месяц. При этом я даже не представляю, где он раздобыл материалы для их сооружения. Скорее всего, заключил договор с туранцами и теперь получает от них припасы. Впрочем, ему от них будет мало толку. Мне уже приходилось сражаться с этими волками пустыни – сначала мы обстреляем друг друга из луков, причем доспехи моих воинов защитят их от стрел, а потом пойдем в атаку, и мои эскадроны пройдут сквозь свободный строй кочевников как нож сквозь масло, опрокинут их и рассеют. Еще до рассвета я въеду обратно в город через южные ворота, и за моей лошадью будут идти сотни нагих пленников. А вечером мы устроим пир на главной площади. Мои солдаты обожают живьем сдирать кожу со своих врагов – и мы повеселимся от души, а еще заставим этих городских неженок смотреть на казнь. Что до самого Конана, я буду очень рад, если мы схватим его живым, чтобы посадить на кол прямо на ступенях дворца.
– Сдирай себе кожу на здоровье, – равнодушно ответила Саломея. – Я бы не отказалась от платья из человеческой кожи, при условии, что она будет тщательно выдублена. Но ты должен подарить мне хотя бы сотню пленников – для алтаря и для Тауга.
– Можешь