Ты так прочно утвердилась на троне, что никакая сила не сможет сместить тебя оттуда. Ну и что, если хауранские глупцы узнают правду? Они ничего не смогут сделать. Яви им свое истинное лицо! Покажи их обожаемую бывшую королеву – и отруби ей голову на дворцовой площади!
– Еще рано, мой славный Кумбанигаш…
Арочная дверь захлопнулась, отрезая злобное шипение Саломеи и громовые раскаты голоса Кумбанигаша. Немой бродяга скорчился во дворе, и некому было видеть, что руки, державшие отрубленную голову, дрожали – бронзовые от загара, мускулистые руки, странным образом контрастирующие с согбенным телом и лохмотьями, в которые оно было облачено.
– Я знал, знал! – воскликнул он яростным и сильным, хотя и едва слышным шепотом. – Она жива! О Краллид, твоя жертва была не напрасной! Они заперли ее в подземной темнице! Молю тебя, Иштар, если ты любишь настоящих мужчин, помоги мне сейчас!
4. Волки пустыни
Ольгерд Владислав наполнил изукрашенный драгоценными камнями кубок кроваво-красным вином из золотого кувшина и толкнул его по столу к Конану Киммерийцу.
Одеяние Ольгерда удовлетворило бы тщеславие любого гетмана Запорожки. Отвороты его халата из белого атласа были расшиты жемчугом. Талию его перехватывал бахариотский пояс, а полы были откинуты, выставляя напоказ широкие атласные шаровары, заправленные в короткие сапожки мягкой зеленой кожи, простроченные золотой нитью. На голове у него красовался зеленый шелковый тюрбан, накрученный на остроконечный шлем с золотой чеканкой. Ольгерд был вооружен лишь широким кривым черкесским кинжалом в ножнах с накладками из слоновой кости, висящим по казацкой моде высоко на левом боку. Откинувшись на позолоченную спинку стула, по углам которого раскинули крылья деревянные орлы, Ольгерд с удовлетворенным вздохом вытянул перед собой ноги и шумно отпил большой глоток игристого вина.
Напротив сидел киммериец с прямо подстриженными черными волосами, бронзовым от загара, испещренным шрамами лицом и жгучими синими глазами, весь облик которого представлял собой разительный контраст этой вызывающей роскоши. Он предпочел черную вороненую кольчугу, и единственным ярким пятном его наряда была массивная золотая пряжка широкого ремня, с которого свисал меч в потертых кожаных ножнах.
В шелковом шатре они сидели одни. Стены были увешаны шитыми золотом гобеленами, землю устилали богатые ковры и бархатные подушечки, награбленные в караванах. Снаружи доносился неумолчный и негромкий гул, который неизменно сопровождает большие скопления людей, в лагере или другом месте. Случайный порыв ветра пустыни то и дело с сухим шуршанием перебирал пальмовые листья.
– Сегодня в тени, завтра на солнце, – промолвил Ольгерд, распуская алый кушак, и вновь потянулся к кувшину с вином. – Такова жизнь. Когда-то я был гетманом на Запорожке; сегодня я – вор пустыни. Семь месяцев назад ты висел на кресте у стен Хаурана. А сейчас ты лейтенант самого могущественного налетчика между Тураном