дом.
Мммм-м-м-мммм-м.
Лисичка выдержала маленькую паузу и продолжила.
– То, что преследователь был один, понятно по скорости и траектории движения слоненка. Ибо, если бы преследователей было несколько, траектория хода была бы зигзагообразной и прерывистой.
Кроме того, трава по ходу бега примята с одинаковой степенью нажима лапки, а это значит, что слоненок не метался из стороны в сторону, уклоняясь от нескольких нападавших, а бежал более-менее равномерно, к лесу.
Песенка поется, но и ей пора,
Пусть поспит немного, только до утра,
Пробудятся ветви, птицы и цветы,
Завтра все проснутся, и проснешься ты.
Мммм-м-м-мммм-м.
– Н-да, – отозвался странный волк Утюжок.
Он успел переодеться, и теперь сидел в пижамке в сине-желтую полоску, которая должна была демонстрировать всю неординарность его натуры, должна была, но, похоже, не очень демонстрировала.
– Н-да, – повторил он и замолчал, по-прежнему восхищаясь, словно заново увиденной им лисичкой Тонечкой.
– Совершенно с тобой согласна, – задумчиво сказала белочка Зоя, – наш слоненок все-таки покинул плюшевый лес и пошел искать края за Миром.
Сова-Совушка неприязненно поежилась, хотя воздух вокруг был приятным и теплым.
– Пошел искать других песен и приключений, – добавил смело зайчик, который сам от себя не ожидал такой смелости, да и всего, что с ним произошло за эти дни. Он ушел из дома, зашел за пределы Скопища, снарядил самостоятельно рюкзак и теперь беседует с теми, кого в их семье всегда было принято называть полушепотом, опасливо озираясь по сторонам (мало ли что).
За все время существования плюшевых зайцев в плюшевом лесу почти ни с одним из них даже близко не происходило ничего подобного, что произошло с Толиком за эти дни. От волнения и осознания важности произошедшего Толик икнул.
– Да, пошел искать песен, а нашел «бескрайний луг», – подхватил размышление Толика волк Утюжок, – а потом птица нашла нашего слоненка и захотела его съесть, – неутешительно закончил он.
– А может, и не съесть, – неожиданно вставила Совушка, – может, слоненок попросил птицу перенести его поближе к новым краям, но по дороге птица его роняла, роняла по неопытности. Потом он убежал.
– Вряд ли у нее были добрые намерения, – заметил медвежонок, – но это уже не важно, так как следы Тиглу ведут к лесу, и это значит…, – замер на секунду он.
– Что? – хором спросили друзья.
– Это значит, что Тиглу жив, и мы идем по верному следу. А теперь, с вашего позволения, я поработаю.
Медвежонок достал из сумки карандаши и бумагу, удобно расположился у костерка, разложил бумагу на лапках, что-то подумал, пробубнил про себя и стал писать. Медленно и старательно выводил он буквы, зажав карандашик между лапками.
Так, включая в работу обе лапки, Ганс, собственно говоря, всегда и писал. Ему двулаповый подход нравился больше всего: буквы получались крупные, в меру понятные, иногда даже помещались все запланированные. А если не помещались, то для них была предусмотрена обратная сторона бумаги или холста.
С