были вполне обыкновенными и даже заурядными, резкие скандинавские черты у Людмилы и мягкие, закругленные у Левы. Необычными были живые голубые глаза, сияющие, как льдинки на солнце. А густые белокурые шевелюры сообщали обоим совершенно неотразимый вид супер!
Людмила была старше Левы лет на десять, если не больше, успешно работала в банковской сфере и жила отдельно от родителей – снимала квартиру. Замуж она идти не желала, выглядела превосходно, весело обожала брата, звала его "Малышкой", а Люму "пупсиком". Обижаться на нее было невозможно, хотя старшая сестрица иногда злоупотребляла знаменитой американской прямотой, обретенной за пару лет обучения в Гарварде, куда она отправилась прямиком из Эдинбурга. Вот и теперь она вроде начала с далекого подхода, а все равно явно и прозрачно.
– Пупсик, я все хочу спросить, как ты до имени своего додумалась? Ведь ты, как я понимаю, тоже Людмила? Лю-Ма – это звучит! Вот я не могу ни в Людах, ни в Люсях ходить, а Мила – так это вообще кошмарный ужас! Остается очень глупая Людмила.
– Нет, я вообще-то Волюмния по паспорту, тоже не подарок, – объяснилась Люма заученным текстом. – Папа удружил, но он и сократил до Люмы, когда одумался. У него девушка была в молодости, по имени Изабелла, но он звал ее Волюмнией. Она училась в тверском универе на кафедре романо-германских языков, делала курсовой перевод из романа Диккенса «Холодный дом», а там была героиня под этим именем, ну вот так и получилось. Девушка исчезла, а мне досталось имя, но я не жалуюсь, хотя бы потому что одна такая.
– Юморист твой папашка, но получилось неплохо, может, он и для меня что-нибудь придумает? – осведомилась Людмила. – Спроси…
На этом светская часть разговора закончилась, Людмила оставила пирамидку в покое и без околичностей приступила к делу, для которого прогнала Леву на кухню.
– Послушай, пупсик Люмочка, ты не обижайся, но мамашка чуть не плачет, – начала Людмила очень дружелюбно. – Это правда, что дурачок-Малышка опять сцепился с Май-Плитой? И что вроде из-за тебя?
– Да нет, не совсем так, – осторожно ответила Люма.
– Ой, ребятки, не надо никак! – продолжала Людмила. – Она до невозможности подлая баба! Я у нее училась, знаю немножко, она способна буквально на все! Мамашка бедная, боится, чтобы она Левку не подвела под монастырь, особенно если он станет на нее наезжать.
– Он вовсе не наезжает, так вышло, – неуверенно объясняла Люма, сама понимая, что ей не хватает убедительности.
– Слушай, если она гонит насчет вашей нравственности, то я сама с ней враз разберусь, честное слово, я знаю как, – предложила Людмила. – Знаю одну штучку про нее…
– Что про нравственность? – не поняла Люма, но ей стало неуютно, она даже покраснела.
– Ой, да какие вы все! – засмеялась Людмила. – У меня проблема со словарем, никогда не знаю, как удачнее выразиться. Ладно, скажу проще, Май-Плита, она такая, она любит девочек подозревать, ей всю дорогу кажется, что кто-то кого-то соблазнил. Ваш случай?
– Нет, ничего подобного,