но в школе тетка Ира вместе с этой самой ведьмой Аленой затеяли разбирательство и выявление виновника своими силами. Совсем оборзели. Одна слабонервная девица из подозреваемых впала в истерику и рванулась бросаться из окна. Ее поймали в коридоре, а инквизицию срочно прекратили. На тетку Иру цыкнули, а училку, допустившую безобразие, чуть-чуть не уволили из школы – еще бы, не хватало им статьи о доведении до самоубийства. Ну а "Слеза ночи" так и не нашлась. Хотя, впрочем, очень скоро всем стало не до нее. Не прошло и двух месяцев, как бедняга тетка Ира грохнулась с обрыва и переломала себе все, что можно. Еще следует отметить, что мама ее, тетя Таня, будучи вполне атеисткой и физиком-атомщиком по жизни, почти склонялась к мысли, что дочку достало проклятие, тяготеющее на пропавшем талисмане. Вроде бы бабка Зоя не то предупреждала, не то предсказывала, что владеть "Слезой ночи" очень вредно, но гораздо хуже – лишиться вещички. Упаси Бог потерять, украсть или выбросить, можно только дарить или передавать по наследству. Вот такие пироги, я все сказала, спасибо за внимание.
– Миленькая у вас семейная тайна, – одобрил Лева. – И как я понял, твоя тетушка вспомнила что-то важное об этой заколдованной штучке?
– Ага, буквально так. "Я вспомнила, что видела ЕЕ " – подтвердила Люма.
– Значит вспомнила, что видела до падения, но после пропажи, память-то у нее отшибло как раз в процессе, – соображал Лева.
– Вот именно, – согласилась Люма. – Увидела – упала – забыла, потом в обратном порядке. Опять упала, это сегодня, и вспомнила, что она видела. Красота!
Последнее замечание относилось к результатам трудов Левы – теперь вроде бы из плеера, а на самом деле из стенки, общей с теткиной комнатой, незаметно выходили два проводка, каждый с маленьким наушником, вдеваемым непосредственно в ухо.
Однако до появления на сцене "второй ведьмы" пришлось немного помаяться. Люма даже успела напоить чаем всех, включая тетку Иру, и при этом заметила, что та приготовилась к решительному объяснению. На ветхом столике у окна девочка заметила выпотрошенную папку, в которой хранились давние бумаги, повествующие о "Слезе ночи". А сама тетка по всей видимости освежала в памяти исторические реалии, старинный каталог на пожелтевшей бумаге, вернее копия с него, тоже пожелтевшая от времени, лежала у тетки на подушке.
Наконец раздался долгожданный звонок в дверь, и на пороге возникла "ростовщица Алена Ивановна", она же "вторая ведьма". Ростом ростовщица была с Ивана Великого, костиста и сухопара, так что все одеяния трепетали, как белье на ветру, повинуясь ее резким движениям. Прическа в крупных, не везде опрятных локонах каждый раз бывала другого оттенка, нынче имелось в виду красное дерево, но древесина виделась пообтертой – на висках пришелицы просвечивала сероватая седина.
Однако самыми заметными атрибутами в облике Алены Ивановны были безусловно нос и глаза. Люма плохо представляла, как это все выглядело в молодости Алены, хотя бытовало мнение, что та была невозможной