они чувствуют усталость и отсутствие энергии, а потому решают, что уже «достаточно поправились», чтобы отказаться от пилюль. В этом-то и состоит их главная ошибка.
Лариса Овчинникова, в отличие от Дианы, пришла сама. Она жила вместе со взрослой дочерью и ее детьми и, что встречается крайне редко, осознавала, что больна. В ее истории болезни предыдущая врач пометила в выписке: «F 20. 04», что означало неполную ремиссию. Когда-то Лариса являлась ведущим сотрудником аналитического отдела комитета Государственной думы по региональной политике, но попала под сокращение – скорее всего, причиной явилось неадекватное поведение. Ее дочь сказала, что во время очередного обострения мать, едва услышав по телевизору выступление кого-нибудь из политиков или политаналитиков, начинала утверждать, что у нее украли идею, что она говорила и писала об этом еще десять лет назад, и в подтверждение собственных слов кидалась к полкам с бумагами в поисках доказательств. Тогда-то и начиналось «самое страшное». Беспрерывно бормоча проклятия и ругательства себе под нос, Овчинникова переворачивала квартиру вверх дном. Не найдя желаемого, она начинала обвинять домашних в том, что они намеренно уничтожили «доказательства», и устраивала истерику. Потом она просила прощения, но через короткое время все начиналось по новой. А еще Лариса беспрерывно писала в различные инстанции по поводу всевозможных «нарушений»: не там поставили машину соседи, плохо убирается двор, дети слишком громко шумят на детской площадке, в мусоропроводе застревает мусор, по телевизору чересчур много передач с сексуальным подтекстом и так далее. Каждый день мать ходила на почту, отправляя кипы писем, и злилась, получая отписки или вовсе оставаясь без ответа. В последнее время дочь, устав от материнских эскапад и жалеючи собственных детей-подростков, вынужденных жить под одной крышей с тяжелобольным человеком, пригрозила матери отселением. Лариса испугалась, что, оставшись одна в квартире, лишится семьи, ведь дочь и внуки вряд ли захотят часто ее навещать и только вздохнут с облегчением, избавившись от беспокойной родственницы.
…В начале третьего решила выйти покурить на крыльцо. «Синяя Горка» располагалась в живописном месте. Окруженная со всех сторон холмами, она примостилась на самом высоком из них, представляя собой отличный наблюдательный пункт: окрестности просматривались как на ладони. С наслаждением затянувшись, Неля облокотилась о витые чугунные перила.
– Ай-ай-ай, доктор, а как же всеобщая борьба с курением? – услышала она голос за спиной и обернулась. Перед ней стоял Георгий Назаренко, или просто Гоша, врач в «Синей Горке». Он был примерно возраста Нели, поэтому и стал одним из первых, с кем она познакомилась.
– Я практически на улице, – возразила Неля. – По-моему, никому не мешает?
– Мне – уж точно нет, – усмехнулся Гоша и тоже вытащил пачку сигарет. – Значит, ты у нас теперь героиня?
– Ордена мне пока не дали.
– Дадут, дадут, – ухмыльнулся