Избранные сочинения. Великий Гэтсби. Ночь нежна. Загадочная история Бенджамина Баттона. С иллюстрациями
за кухонным столом; между ними на столе стояло блюдо с холодным цыпленком и две бутылки эля. Он сосредоточенно говорил ей что-то через стол, и от серьезности произносимого его рука машинально опускалась на ее руку и покрывала ее. Время от времени она поднимала на него глаза и кивала в согласии.
Они не были счастливы, и никто из них не прикоснулся ни разу ни к цыпленку, ни к элю, и все же назвать их несчастными тоже было трудно. Во всей этой сцене безошибочно улавливалась атмосфера естественной близости, и любой, глядя на них, сказал бы, что они о чем-то договариваются между собой.
Когда я на цыпочках отошел от веранды, я услышал, как мое такси нащупывает путь к дому по темной дороге. Гэтсби ожидал меня на том же месте, где я оставил его.
– Там наверху все тихо? – спросил он тревожно.
– Да, все тихо. – Я выдержал паузу. – Тебе было бы лучше пойти домой и немного поспать.
Он покачал головой.
– Я хочу подождать здесь, пока Дэйзи не пойдет спать. Спокойной ночи, старик.
Он всунул руки в карманы своего пиджака и, отвернувшись от меня, с новым рвением продолжил наблюдать за домом, как будто мое присутствие оскверняло священность его бдения. И я ушел, оставив его стоять там в лунном свете и стеречь пустоту.
ГЛАВА 8
Я не мог заснуть всю ночь; туманный горн беспрестанно стонал на Проливе, и метания между нелепой реальностью и дикими, пугающими снами изматывали меня. Ближе к рассвету я услышал, как к крыльцу Гэтсби подъехало такси, и я тотчас вскочил с постели и начал одеваться: я чувствовал, что должен что-то сказать ему, предупредить его о чем-то, и что утром это сделать будет уже поздно.
Перейдя по газону к нему во двор, я увидел, что его входная дверь все еще открыта, а он сидит, склонившись над столом в холле в тяжелом унынии или во сне.
– Ничего так и не произошло, – сказал он уныло. – Я прождал всю ночь, и около четырех часов утра она подошла к окну, постояла с минуту и потом погасила свет.
Его дом никогда не казался мне таким огромным, как в ту ночь, когда мы обшаривали его огромные комнаты в поисках сигарет. Мы раздвигали шторы, больше похожие на шатры, ощупывали бесконечные футы темных стен в поисках электрических выключателей: однажды мои пальцы попали даже на клавиши какого-то призрачного пианино, которое издало резкий звук, похожий на всплеск. Везде было невыразимое количество пыли, и в комнатах пахло плесенью, как будто они не проветривались уже много дней подряд. Я нашел коробку для сигар с двумя прелыми, сухими сигаретами на каком-то незнакомом столе. Распахнув французские окна в гостиной, мы сели там, выпуская дым в темноту.
– Тебе надо уехать отсюда, – сказал я. – Нет никаких сомнений в том, что они вычислят твою машину.
– Уехать сейчас, старик?
– Уехать в Атлантик-Сити на неделю, или в Монреаль.
Он даже думать об этом не хотел. Он никак не мог оставить Дэйзи, пока не узнает, что она собирается делать. Он судорожно держался за соломинку последней надежды, и у меня не хватило духа вырвать ее