мне поговорить с ней. Оставьте нас вдвоем. Через полчаса мы будем готовы.
Мать вышла из комнаты. Госпожа Парвин закрыла дверь и прислонилась к ней. Чадра ее размоталась и спускалась на пол. Она смотрела на меня, но как будто не видела. Она смотрела куда-то вдаль, на то, чего в этой комнате не было. Несколько минут протекли в молчании. Я с удивлением следила за этой непонятной мне женщиной. Наконец она заговорила – каким-то странным голосом. Не таким уверенным и звонким, как обычно. С горечью, с грустью.
– Мне было двенадцать, когда отец выгнал мать из дому. Я тогда училась в шестом классе – и вдруг я оказалась матерью для своего братика и трех сестер. От меня требовали того же, что от настоящей матери: вести дом, готовить, стирать и чинить одежду, присматривать за малышами. И когда отец женился во второй раз, обязанностей у меня меньше не стало. Мачеха была как все мачехи. Нет, она нас не мучила, голодом не морила, но собственные дети были для нее куда важнее, чем мы. Наверное, это правильно.
С малолетства мне напоминали о том, что, перерезая пуповину, мне в ухо шепнули имя моего двоюродного брата Амира-Хуссейна. За него я и должна была выйти замуж. Дядюшка всегда звал меня своей “красоткой-невесткой”. И я сама не знаю, с какого времени – сколько себя помню – я была влюблена в Амира. Когда мать нас бросила, он стал моей единственной опорой. И он тоже меня любил. Всегда находил предлог, чтобы зайти к нам – усаживался возле пруда для омовений и смотрел, как я тружусь по дому. Порой он говорил: “У тебя такие изящные ручки. Как же ты справляешься со стиркой?” И я оставляла самые трудные дела до того часа, когда придет Амир. Мне нравилось, как он поглядывал на меня, с заботой и состраданием. Он рассказывал моим дяде и тете о том, как трудно мне живется, и когда дядя приходил к нам, он всегда говорил отцу: “Дорогой мой, нужно пощадить это бедное дитя. Ты к ней жесток. Почему она должна расплачиваться за то, что вы с женой не ужились? Хватит упрямствовать. Сходи за своей женой, возьми ее за руку и приведи обратно домой”. – “Нет, брат! Никогда! И не произноси при мне имя этой распутницы. Я трижды разведен с ней для полной уверенности – так что она уже не вернется”. – “Тогда придумай что-нибудь. Девочка тает на глазах”.
Перед уходом жена моего дяди всегда обнимала меня и прижимала к груди, а у меня из глаз катились слезы: от нее пахло в точности, как от моей мамы. Не знаю, может быть, я была избалована и не понимала своего счастья. В конце концов отец нашел решение – взял себе женщину с двумя детьми от первого брака. Наш дом превратился в детский сад – семеро детей мал мала меньше, и я за старшую. Не стану утверждать, будто все хлопоты были на мне, но с утра до поздней ночи я крутилась по дому и всегда что-то оставалось несделанным, тем более что мачеха строго соблюдала всевозможные предписания насчет ритуальной чистоты. Мои дядя с тетей не пришлись ей по нраву, она считала, что они держат сторону бывшей жены, так что первым делом она запретила Амиру приходить к нам. Она сказала отцу: “С какой стати этот бездельник торчит тут все время и подсматривает за нами? Да и девочке пора уже закрывать лицо”. Еще через год она под тем же предлогом вовсе перестала пускать дядю с его семьей