стало столь иным, что всего лишь напоминает [жизнь]. Столь сильно преобразившись. [Вот] уже – гораздо больше различий между жизнью и жизнью, чем между смертью и жизнью. [Вот] уже – время в большой степени может быть измерено только в жизни. [Вот] уже – безусловная пустынность пространства, сведённого к вещам. Оказавшихся в предуготовительной игре. Редуцированных до удержанных деталей, которые постоянно отделяются, делятся и дифференцируются, ища различия, ища видимости. Крутятся и переплетаются, извиваются, обращаются, принимают случайный оборот, изгибаются, синхронно искривляются в случайном проявлении, ища очевидную систему. Переформулируют. Подпитывают большие амбиции отдельных элементов: спроектировать Всё или Все-ленную по своему собственному малому образцу. Хотят выглядеть чем-то другим. Не хотят больше выглядеть самими собой. Варьируются столь случайным образом. Испытывают скачкообразные бифуркации. Флуктуируют диффузно.
Модулируют, обретают нюансы, которые сами модулируются, нюансируясь в процессе модуляций. Как попало. Ориентировочно. Ищут форму. Формируют форму, формирующую форму. Выходят за пределы этого. Сохраняют видимости. Ищут не-жизнь, которая не есть смерть. Играют роль. Невозможную для постижения. Входят в роль и не впускают пустоту. Относятся свободно к чужому, враждебному Это – с тем, чтобы быть чужими для себя. Имеют это в себе. Обращаются к враждебному, невовлечённому Это, будучи вовлечены в него. Обуславливают его. Соглашаются с ним. Это вводит в правила игры неотступные нарушения этих правил, как если бы это было неким правилом. Как будто неотступный смертный час был бы само собой разумеющимся оборотом. Как будто ему нужно было лишь правильно обернуться. Смертный час, где же теперь невеста твоя? Столь иначе теперь, в плену системы. Столь свободно.
Это горит. Это Солнце – оно горит. Так долго, сколько требуется, чтобы сгореть солнцу. Так долго до и так долго после эпох, которые измеряются жизнью или смертью. Солнце сжигает само себя. И сожжёт. Когда-то. Когда-нибудь. Промежутки времени, к продолжительности которых не существует восприимчивости. Не существует даже нежности. И когда Солнце погаснет – что жизнь, что смерть давно уже будут одним и тем же, как это было и всегда. Это. Когда Солнце погаснет, Солнце освободится от всего. И от Этого тоже. Это было… на Этом всё. В то же время иногда Солнце всё ещё достаточно избыточно, чтобы раздавать смерть настолько медленно, что она выглядит как жизнь, пока жизнь продолжает фикционировать. Между тем Солнце встаёт, Солнце садится. Свет и тьма сменяют друг друга. Это освещается, проясняется, ослепляет и делается явным в дневное время, готовясь к тому, чтобы стать приглушённым, покрыться тенью, остыть, потемнеть, спрятаться. Это небо – иногда небеса, а иногда тьма. Звёзды отмечают пунктиром расстояния и маскируют пустоту, горят до тех пор, пока Это длится. Или тьма – тотальна, и пустота затянута облаками, темнота скрыта темнотой, временная ночь во временном небе