другое дело.
Лондон был жестоким городом, и Майклу довелось участвовать в изрядном числе уголовных дел, произошедших из этой жестокости. Он многое повидал. Но даже его потрясло нападение на близнецов Голлоуэев.
Присяжные никогда не увидят фотографии тел.
«Пусть будут благодарны за это маленькое благодеяние», – подумал Майкл.
Детали убийства потом преследовали бы их в кошмарах. Чего стоил один вид Мартина Голлоуэя: у него были отрублены руки, разбиты колени, проломлен череп, а тело настолько избито, что не осталось ни одной целой кости. Еще страшнее выглядели увечья, нанесенные его брату Марку Голлоуэю.
По версии обвинения, именно Марк Голлоуэй был в ответе за «неуважение», проявленное по отношению к дяде О’Дрисколла. Если это правда, то он с лихвой поплатился за свое «преступление». Подвергнутый такому же обращению, что и брат, он удостоился куда большего внимания после смерти. Когда близнецы испустили свой последний вздох, использованные для них мачете сосредоточились на Марке. Его руки, ноги и голова были отсечены, после чего избитое тело со звериной свирепостью изрубили на куски.
Это напоминало средневековую казнь. Которую воображение Майкла отказывалось связывать с нервным необычным юношей, сидящим перед ним.
– Расскажите мне о нем, Саймон. Расскажите о Даррене.
– Что вы хотите знать? – Саймон не поднял глаз, отвечая. Эти слова он пробормотал себе в грудь.
– Все, – ответил Майкл. – Но для начала – считаете ли вы его способным на то, что совершили с Голлоуэями?
– Даррен этого не делал.
Ответ Саймона прозвучал тихо. Почти неразличимо. И настолько коротко, насколько он был на то способен. Таким образом он общался с ними последние полчаса.
– Я не спрашивал, сделал ли он это. Я только спросил, способен ли он это сделать. Бывает ли агрессивным.
Никакого ответа. Саймон не отрывал взгляд от пола, отказываясь смотреть в глаза.
Майкл отодвинулся на стуле и тяжело выдохнул. Поднес руки к голове и запустил пальцы в густые светлые волосы.
Услышав, как царапнул пол отодвигаемый стул, Кэш дернулся. Но не заговорил.
– Посмотрите вокруг, Саймон, – сделал еще одну попытку Майкл, обводя рукой комнату.
Маленький шаткий стол и три пластмассовых стула, на которых едва можно было уместиться. Грязно и душно. Стены, покрытые заламинированными правилами поведения, которые регулировали жизнь заключенного.
– Вот твое будущее, сынок. Если поведешь себя неблагоразумно, застрянешь в похожем помещении лет на двадцать пять. Как минимум. Это не игра, Саймон. Ты либо поможешь нам в этом деле – поможешь нам помочь тебе, – либо просидишь здесь до пятидесяти.
Кэш поднял глаза, проследив за жестом Майкла. Потребовалось несколько секунд, чтобы он осознал услышанное.
– Я этого не делал. – Когда Кэш наконец заговорил, его слова прозвучали слабо. Как у школьника, оспаривающего наказание. – Меня не должно тут быть.
– Мы