дамы Грильды текла непрерывным полноводным потоком, в котором всплывали редкие реплики-островки полицмейстера. Я заметила, что Кароль за мной наблюдает, и раздраженно спросила:
– Что такое?
– Просто любуюсь, – легко отозвался он.
– А теперь просто закрой глаза и усни!
– А ты снова будешь меня рисовать? – невинно осведомился Кароль.
– Так ты притворялся?!
– Не все время. Да и, – он показал на разбросанные по кровати наброски, – трудно было не заметить. Скажи, Эмма, а что во мне тебя так заинтересовало? – Я нахмурилась, и он уточнил с улыбкой, взмахом руки обведя свое лицо: – Я имею в виду – во внешности?
– Трудно сказать так сразу.
– Но мы ведь никуда не торопимся, а? Приглядись, подумай как следует!
Кароль даже учтиво, издевательски учтиво подтащил кресло впритык к кровати и сложил на животе руки. Выжидательно поднял брови.
Я поразглядывала его пару минут – улыбка Кароля становилась все шире. Произнесла задумчиво:
– У тебя интересное лицо… Хотя красавцем тебя не назовешь, уж извини… – (Кароль иронически поклонился.) – Этот длинный нос… слишком тонкие губы…
Я подалась вперед, рассматривая его. Все с той же готовностью Кароль подвинулся ближе.
– … всё искупает четкость линий.
Забывшись, я взяла его за подбородок. Повертела из стороны в сторону. Кароль удивился, но послушно продемонстрировал мне профиль слева и справа. Я провела кончиками пальцев по его лицу, наслаждаясь отличной лепкой скул и челюстей.
– Ты просто просишься в камень или бронзу!
– Какая жалость, что я еще не помер! Можно заранее заказать тебе бюст на свою могилу?
– … улыбка хороша, да, но она – прием наработанный.
«Причем иногда еще и запрещенный», – добавила я про себя.
– Глаза…
Оказывается, у него очень длинные ресницы, пусть и не столь темные, как волосы. Мама про такие говорила: «на двоих готовились, одному достались». Глаза цвета неуловимого. Серого? Синего? Кажется, они меняют оттенок в зависимости от освещения и от цвета одежды. Или от того, насколько близко в них смотришь…
Его губы шевельнулись:
– Что – глаза?
И я пришла в себя. И обнаружила, что моя ладонь по-прежнему лежит на его щеке. Что лицо его так близко, что наше дыхание смешивается. А смех напрочь исчез из темнеющих глаз Кароля.
Я отдернула руку и отодвинулась. Надеюсь, не со слишком неприличной поспешностью.
– Глаза… – я откашлялась. – Глаза тоже хороши.
Он откинулся на спинку кресла, задумчиво подергал себя за мочку уха.
– То есть ты от моей ослепительной внешности не в восторге… А делать комплимент глазам мужчины как-то неприлично, нет? Это ведь девушке говорят: «Ах, какие глазки!»
– Я вовсе не делаю тебе никаких комплиментов! – возразила я. По его усмешке поняла, что меня опять дразнят, и сказала тоном ниже: – Просто ты должен понять, что я смотрю на людей несколько… по-другому.
Кароль серьезно кивнул.
– Я