тебя отправили во Фьянту?
Эмма негромко рассмеялась. В нем все дрогнуло от этого грудного смеха.
– О, не сразу! Далеко не сразу. Ты же знаешь, что говорят о жителях Нордлэнда? Корабли, вино и хорошая драка – вот что в жизни главное! А женщина нужна лишь для того, чтобы обслуживать мужчину, согревать его постель и рожать ему сыновей. Так вот, что касается моего отца, это совершенная правда.
– Да с этим согласятся все мужчины на свете!
– Ничего подобного! – воскликнула Эмма. – Пьетро не был таким! Да и ты… Иначе почему ты здесь?
– Тебе и в самом деле хочется это знать?
Эмма продолжила, не заметив или проигнорировав его намек:
– Так что поначалу он попросту отмахивался. Моя мать – хрупкая, нежная и чувствительная женщина. Но тут она оказалась как кремень. Может, сожалела о том, что не сбылось в ее собственной судьбе? Капля долбит и камень – через несколько лет отец согласился. Как раз тогда моя старшая сестра удачно вышла замуж, мне же подходящего жениха еще не нашлось, и отец был настроен благодушно…
– И сколько вас всего в семье?
– Трое. Три дочери. Какая трагедия для настоящего нордлэндца, правда? Я средняя. Ну ты знаешь, на старшего ребенка всегда возлагается множество надежд, младший – услада старости… и еще про них сочиняют волшебные сказки. – Эмма улыбнулась, глядя на рисунок. – А средний всегда ни то ни се. Но я была просто счастлива быть ни тем ни сем… Потому что из-за этого попала во Фьянту. Темно.
– Что?
– Уже темно, – повторила Эмма, разглядывая свою работу. – Хватит на сегодня.
Пересыпала мелки, или как бишь они называются, с подола в коробку и протянула ему рисунок. Он развернул лист к окну – солнце и впрямь сегодня опустилось стремительно, как будто целая пара часов выпала у него из сознания…
Я по-прежнему сидела на полу, глядя на Кароля снизу. А он рассматривал себя. Слишком долго, на мой взгляд. Поэтому я решила дать необходимые объяснения:
– Это пока лишь набросок, только в цвете. Еще необходимо подобрать освещение, композицию…
– Ты нарисуешь меня в профиль? Как… м-м-м… монету?
– Не уверена. Скорее всего, нет.
– Тогда зачем ты это рисовала?
Я всплеснула руками – какой же непонятливый! – и собралась вновь повторить про эскизы и композицию…
Но Кароль глянул на меня поверх рисунка, и я сказала правду:
– Захотелось.
Как я могла упустить такое?! Кароль словно летел в прозрачном эркере, пронизанном золотом солнца: резкий профиль, склоненная голова, напряженные сильные руки… Большая хищная птица, парящая над морем. Над городом.
Сильная.
Опасная.
Красивая.
Я уперлась руками в пол и с трудом поднялась – ноги занемели. Кароль запоздало поддержал под локоть, по очереди поглядывая то на меня, то на рисунок.
– Что ты на меня-то смотришь? Иди лучше в зеркало взгляни.
– Это я и не я, – сказал Кароль задумчиво. –