спокойно подсказала Бродяжница. Абрахам, несомненно, и сам прекрасно помнил это имя. – Дальше можешь не продолжать.
Трактирщик разочарованно поник – не успел раскрыть главного сюрприза, заключавшегося в невероятно похожем на Учителя Аристархе.
– Послушай, Абрахам, у меня к тебе ещё одно дело.
Единственный глаз Абрахама внимательно смотрел ей в лицо.
– В твоей конюшне две мои лошади. А я не сегодня – завтра ухожу. Одна. Возьми с меня в залог участок земли и надел Акайды – мои по завещанию Учителя – и заботиться о лошадях до моего возвращения. Не вернусь – то, что в залог оставляю – твоё. А коней на волю отпустишь. Вернусь – сочтёмся.
Абрахам задумчиво смерил её взглядом. Бродяжница продолжила:
– Прежде чем дашь ответ, хочу предупредить: скоро их станет не двое, а трое. Можем на бумаге написать договор или как оно там называется?..
– Когда нужен ответ?
– Завтра на рассвете я уйду в горы, вернусь к обеду. Успеешь подумать?
Абрахам кивнул, на краткий миг из радушного хозяина превратившись в разумного дельца.
– Это всё. Я отужинаю наверху, если Линёна сможет принести еду.
В набежавшей на лицо трактирщика тени Бродяжница усмотрела подозрительное неудовольствие от упоминания дочери, но большого внимания тому не придала. Раскланявшись с хозяином, она направилась на встречу к дожидавшимся Аристарху и Ухмарю.
Дверь открыла, конечно, без стука. Впрочем, застать посетителей врасплох ей не удалось. При её появлении оба встали из глубоких кресел у камина, весело потрескивающего пламенем.
– Ухмарь… Аристарх…
– Уверен, Вы нашли своих лошадей, – сказал Аристарх с миролюбивой улыбкой.
– Да, это правда.
Ухмарь остался верен страсти говорить колкости:
– А я верил, что Вы найдёте Лану и Крахта ещё до наступления темноты. Они, верно, забрались в самую глушь?
– Я бы так не сказала, – нехотя призналась Бродяжница.
«Чтоб тебя кикиморы разодрали», – подумала она про себя.
– Держу пари – Вы только что пожелали мне скорой смерти.
– Почем Вам знать?
– У Вас все написано на лице, – Ухмарь премерзко оскалился, как в день их знакомства. – К примеру, выходя давеча от Сендола, Вы негодовали на жестокость людей, не приютивших Ваших лошадей на зиму.
Бродяжница сохраняла ледяное самообладание.
– Но Вы уж точно не поразмыслили о собственной жестокости, оставив их год назад на произвол судьбы.
Аристарх поспешно вмешался в принимающую враждебный тон речь Ухмаря:
– Бродяжница, прошу Вас, проходите, садитесь.
Сын Учителя не сумел скрыть от неё увесистый тычок локтём в ребра Ухмаря, как ни старался. Последний остался стоять, прислонившись к стене у камина, когда остальные расселись.
– Лана и Крахт прекрасно чувствовали себя на воле. Свобода пошла им на пользу.
Ухмарь