над раковиной.
– Гм-м, тут вот какое дело, Поликарповна, – Иван Иванович с озабоченным видом покручивал в руках папиросу. – Мы тут, видишь ли… так сказать… – начал было он, пытаясь сформулировать вопрос.
– Да не телись ты, милок, чай, не девка я. Надо чего? – Поликарповна хитро взглянула, всем своим видом напоминая озорного подростка, который, войдя в класс, прикидывает, намазать ему клеем стул учителя прямо сейчас или чуть позже.
– Хотел у тебя, подруга, спросить… – задумчиво продолжил Иван Иванович.
Ирина плеснула холодной воды себе в лицо, завернула кран и уткнулась лицом в полотенце.
– Скажи-ка мне, Поликарповна, – Иван Иванович наконец справился с формулировкой вопроса, – есть ли в народе средство, подходящее, по твоему разумению, чтобы палец ампутированный, ну, то есть отрезанный от руки, мог заново вырасти. А? – Посмотрел вопросительно.
– Чаво ж нет? – приободрилась старушка, всем видом выражая готовность помочь. – Есть. Это тебе для науки надобно? – понимающе поинтересовалась она.
Иван Иванович кивнул.
– Тады слушай. Значится, так. Берешь голову лягушки… – Поликарповна недоверчиво взглянула на доктора, в уголках глаз которого затаилась улыбка. – Тебе ето для смехотворства аль для дела? – уточнила она еще раз на всякий случай. – Для дела, так записывай.
Иван Иванович снова кивнул и, расположившись за столом, послушно взял лист бумаги и карандаш.
– У меня, сам, поди, знаешь, время мало, ишшо коридор домыть надобно, – важно пояснила Поликарповна. – Пишешь, што ль? – строго спросила она, наблюдая за рукой доктора. – Значится, так. Берешь голову лягушки… бычий глаз… – зыркнула в сторону Ирины, уж слишком старательно вытиравшей лицо полотенцем, – зерен белого мака, ладана, высушиваешь, смешиваешь ето все с кровью гусенка… гусенка, – важно повторила она. – Успеваешь писать-то? – вытянув шею, заглянула под руку доктору. – Гусенка, значит. Ежели не найдешь гусенка, не плачь, можно горлицы. Затем скатываешь, милок, маленькие шарики…
Иван Иванович поднял глаза, в которых светился неподдельный интерес.
– …и потом… все! – закончила пояснение старушка и с торжествующим видом оперлась на швабру.
– Чего «все»? – пришла Ирина на помощь Ивану Ивановичу, который, зайдясь в приступе беззвучного смеха, опустил голову. – А дальше что? Это снадобье надобно пить? Жевать? Окуривать им помещение? Растворять в спирте?
Поликарповна смущенно замялась, уцепившись за ручку швабры.
– Запамятовала я чавой-то. Извиняйте. Чаво сказать не могу, того не могу.
Иван Иванович, справившись наконец со смехом, поднял голову и недоуменно посмотрел на старушку, которая стушевалась и засуетилась, потихоньку отступая в сторону двери.
– Мы люди простые, – бормотала она на ходу. – Наше дело маленькое. Сказал чего надо и ушел быстренько. Пока не попало, – подхватила бак с мусором и уже в дверном проеме пропела, косясь на Ивана Ивановича: – «А я молодая, а я озорная, мое сердце скок да скок, поцелуй меня