рвали пуговицы блузки, и те сыпались, сыпались вниз, словно опустошённый жемчуг странствий. Рваная блузка удивительно упала на рваную юбку. Его губы стали кромсать, кромсать её шею, которая гнулась и качалась, словно грустный стебель неповторимой в своей единственности речной лилии.
Он беспощадно разорвал, разорвал её чёрный лифчик. И выплеснул на волю груди, прелестные в своём беспомощном сиротстве. Его лицо горячо и обречённо прижалось к её груди.
– Не знал тебя! – проговорил он в её грудь так сильно, что её рёбра органно загудели.
– А я знала, – ответила она в золотой лес его волос.
Он разорвал её разорванную юбку. Освободились прелестные бёдра молочно-шоколадного одесского загара, требующие лишь одного, одного: влажного, горячего прикосновения. И он припал, припал губами, губами, мокрыми от её сладко-солёной слюны.
– Ты представить не можешь, как я хотела этого… – прошептала она в его ухо так, словно это был заброшенный колодец молчаливых дервишей пустыни.
Чёрное кружево французских трусиков, купленных ею вместе с лифчиком на последние деньги в шикарном магазине Paris-Odessa, затрещало под его жестокими пальцами. Он порвал кружевной занавес, даруя свободу прелестному и древнему существу, истекающему жаждой жидких желаний.
– Возьми меня навсегда! – выдохнула она, струясь и обречённо.
И он завалил её на залитый шампанским ковёр, словно сладко заарканенную и горько подраненную амазонку, оставившую в терновнике прошлого не только сломанный лук и потерянные стрелы, но и холодную радость отказа. Ремень его джинсов загремел, зазвенел, запел, замлел, зардел. И теперь уже его древний зверь, хозяин обличий и нарушитель приличий, вырвался, вырвался на свободу и сразу же ворвался, ворвался туда, в тёмную сладость, туда, куда вела судьба.
– Да! – вскрикнула она учреждённо.
– Гарин, неужели вы не спите? – раздалось неподалёку.
Он оторвал глаза от светящегося текста и в полумраке комнаты различил Машино лицо. Он закрыл текст, стал приподниматься:
– Маша!
– Лежите, лежите. – Она подошла со своей презрительной улыбкой.
В руке она держала бутылку красного вина.
– Вы всегда входите так удивительно бесшумно!
– Пора привыкнуть, – рассмеялась она. – В последний раз у вас, кажется, не нашлось штопора.
– В столе. Погодите, я открою… – Он свесил с кровати титановые ноги.
– Нет! Нет! – Она угрожающе занесла бутылку. – Сегодня я правлю бал!
– Ну послушайте…
– Без “ну”, пожалуйста.
Она выдвинула ящик стола, достала штопор и умело откупорила бутылку.
– Саперави.
Взяла из бара бокалы, наполнила, подошла, села рядом с Гариным.
– Доктор, как хорошо, что вы не спите.
Он принял бокал. Глаза их встретились. Бокалы чокнулись.
Гарин с удовольствием отпил вина:
– Превосходное… люблю грузинские вина…
Маша в упор разглядывала его