божеству – золотой Обезьяне, чье сияние, как им кажется, во сто крат превосходит солнечное. Они идут, торопясь отдать золотой Обезьяне излучаемый цветками свет в обмен на частицу другого сияния, которое ослепляет завораживающим блеском, одурманивает искусственной, но вместе с тем невиданной красотой. Ряды паломников заполняют мир, их поток неиссякаем; триллионы искр живительного света лотоса окутывают бесформенную фигуру Обезьяны, она купается в небесном свете, который перемешивается с ее холодным золотом, скрывая от мира ее истинное обличие, ее безобразие. Те, кто дошел, возвращаются от Обезьяны со слитками золота в руках и умирающим цветком в сердце, а из-за их спин выглядывает черная тень, с каждым часом растущая и поглощающая.
– Люди перестали возвращать свет Верхнему миру, отдав его Обезьяне, и Верхний мир замерз, упокоившись в ледяном забвении. Мы спали, блуждая в иллюзорном мире – зеркальном отражении прежнего, того, каким он сохранился в клетках нашей памяти.
Аурелие возвращает компас в начальное положение, и картинка исчезает. Мы по-прежнему одиноко стоим среди замерзшего озера в безжизненной пустыне таких же одиноких льдов. Ради чего мы пробудились? Не лучше ли было продолжать прятаться от безжалостной реальности в радужной паутине снов, день за днем исполняя предназначение, прогуливаться по вечнозеленому лесу и ощущать счастье?
Тут я кидаю взгляд на Кисть, которую так и держу в руке. Я захватил ее из сна, и она стала реальной, воплотилась в этом мире. Ни с того ни с сего вспоминается, как назвал меня демон Ботис. «Иллюстратор» – так он меня называл. В этом мире воплощен и компас – Светоч миров, не означает ли это, что Иллюстратор может преобразовывать память Светоча, изменяя старое и создавая новое? Я не смогу воплотить свой голос, но я могу создать что-то или кого-то, способного при определенных условиях возвращать его мне.
Жестом показываю Аурелие на карман, куда она успела убрать компас. Ее брови сдвигаются вверх в выражении удивления, однако она не мешкая протягивает его мне. Мои пальцы в нетерпении передвигают единственную стрелку компаса в сектор с изображением застывших льдов с хрустальными гробами на ледяных цепях. Перед нами из ниоткуда возникает уже знакомая мерцающая рамка с расплывчатыми изображениями. Передвигаю стрелку в сектор текущего года, и картинки начинают проявляться с удивительной четкостью. Аурелие изумленно ахает, когда рамка проецирует зеркальное отражение нас самих в настоящий момент времени. Образовавшийся экран отзеркливает каждое наше движение, жест, поворот головы на фоне неизменного ледяного пейзажа.
Я стараюсь действовать, как в том сне, когда Ботис заставил меня проецировать картины в мир красной пустыни. Вначале успеваю представить самое чудное и немыслимое существо, которое только способно исторгнуть мое сознание. Вообразив, стараюсь сохранить картинку в уме, прорисовываю ее методично и медленно, где-то аккуратно, штрих за штрихом, дополняю детали, а где-то размашисто провожу кистью