ДНК мы больше никому не дадим. Если они запороли дело один раз, это их проблемы. Одного раза достаточно.
– Запороли дело?
– Именно это они мне и сказали. В Северной Калифорнии не найдешь нормальной лаборатории!
Сложив руки на груди, Грейс холодно глядела на лаборантов прищуренными глазами. Те набирали кровь, пробирку за пробиркой.
К концу недели Грейс едва не рехнулась от скорости, с которой Ройбен выздоравливал. Большую часть дня он либо расхаживал, либо сидел в кресле, читая газетные статьи об убийстве, о семье Нидеков и о загадочном бешеном звере. Потребовал, чтобы ему принесли его ноутбук. Его мобильный, конечно же, лежал в полиции, поэтому он попросил себе другой.
В первую очередь он позвонил Билли Кейл, редактору.
– Я не желаю быть персонажем всех этих историй, – сказал он. – Хочу написать собственную.
– Именно этого мы и ждем с нетерпением, Ройбен. Напишешь и вышлешь по электронке. Будем ждать.
Пришла мать. Да, можно его выписать, если он так настаивает.
– Небеса великие, только погляди на себя, – сказала она. – Малыш, тебе надо постричься.
Пришел другой врач, давний друг Грейс, и они вышли в коридор, чтобы поговорить.
– Представляешь, они опять запороли все анализы.
Длинные волосы. Ройбен встал с койки, пошел в ванную и поглядел на себя в зеркало. Гм. Волосы стали гуще, длиннее и толще, это несомненно.
Ройбен впервые вспомнил загадочного Маргона Безбожника с его волосами до плеч. Вспомнил, как глядел на этого почтенного джентльмена, изображенного на фотографии над камином в библиотеке Мерчент. Может, и Ройбену пойдут такие волосы, как у Маргона Безбожника. По крайней мере временно.
Он рассмеялся.
Как только он вошел в дом на Русском Холме, то сразу же сел за стол. Включил стационарный компьютер и принялся работать, а нанятая медсестра мерила ему давление и пульс.
Миновал полдень. Восемь дней миновало с убийства, и Сан-Франциско купался в лучах солнца, сверкая стеклом зданий, а вода в бухте светилась ярко-голубым сиянием. Выйдя на балкон, Ройбен подставил лицо холодному ветру. Вдыхал свежий воздух так, будто внезапно полюбил его всем сердцем, хотя, честно говоря, раньше с ним такого никогда не было.
Он был так рад снова очутиться в своей комнате, у своего камина, за собственным столом.
И писал статью, пять часов.
Когда он нажал клавишу, отправляя текст Билли по электронной почте, то уже был счастлив, сравняв счет проблем и решений. Но понимал, что наркотические обезболивающие все еще туманят его сознание, мешая войти в правильный ритм работы. «Вырежешь все, что сочтешь нужным», – приписал он. Билли знает свое дело. Как смешно, что он, один из самых многообещающих репортеров их газеты, сам вдруг оказался героем газетных статей.
Когда он проснулся поутру, то ему пришла в голову единственная возможная мысль. Он позвонил Саймону Оливеру, юристу, ведущему дела их семьи.
– Я насчет поместья Нидеков, – сказал он. – Дело касается всевозможных личных вещей, в особенности – личных бумаг и других