Ныне все мы болеем теологией. Из истории русского богословия предсинодальной эпохи. Протоиерей Павел Хондзинский

[60]. Ближе к концу столетия, в 1682 году, царю Феодору был представлен проект устройства Славяно-греко-латинской академии. От имени государя в нем провозглашалось:

      «Благоволим в царствующем нашем и богоспасаемом граде Москве при монастыре премудрости и смысла подателя Всемилостиваго Спаса, иже в Китае на песках, нарицаемом Старый, на взыскание юными свободных учений мудрости и собрания общаго ради от благочестивых и в Писании Божественном благоискусных дидаскалов, изощрения разумов, храмы чином Академии устроити; и во оных хощем семена мудрости, то-есть, науки гражданския и духовныя, наченше от Грамматики, Пиитики, Риторики, Диалектики, Философии разумительной, естественной и нравной, даже до Богословии, учащей вещей божественных и совести очищения постановити. При том-же и учению правосудия духовнаго и мирскаго и прочим всем свободным наукам, имиже целость Академии составляется»[61].

      Особое внимание уделялось изучению языков, «наипаче же Словенскаго, Еллино-греческаго, Польскаго и Латинскаго»[62]. Для материального обеспечения академии помимо Заиконоспасского к ней приписывались еще шесть монастырей и одна пустынь. Академии уступалась навечно государственная библиотека.

      Преподаватели академии должны были быть православными по рождению. При этом от греков требовалось свидетельство восточных патриархов, что, впрочем, не избавляло их от испытания веры уже в самой академии. Подобного же рода испытание должны были проходить и ученые выходцы из Малороссии. Новообращенные из иных конфессий к преподаванию не допускались вообще. Добросовестно потрудившиеся могли рассчитывать на особую пенсию от государя, а отступившие от православия или уличенные в преподавании неподобающих, прежде всего магических, наук по суду академии подлежали сожжению. В то же время ни в Москве, ни в иных местах без ведома академии не дозволялось иметь частных учителей, особенно иностранцев.

      В Академию могли приниматься люди всякого чина и звания, но только православные. Во время обучения питомцы академии особыми мерами защищались от судебного преследования. Лучшие выпускники, поступившие на государственную службу, по своим правам приравнивались к лицам благородного происхождения.

      К внешним функциям академии относилось заключение о православии приезжих ученых, регистрация и наблюдение за жизнью новообращенных в православие, надзор за нераспространением в обществе еретических или магических книг. Авторы последних, откровенные хулители Церкви, а также перешедшие из православия в иноверие по суду академии также могли быть сожжены[63].

      Как и многие другие грандиозные проекты в русской жизни, проект академии остался на бумаге – помешала история. Но так или иначе, два тесно связанных «просвещенческих» вопроса на протяжении всего столетия занимали духовную и светскую власть на Москве: «справа» (то есть исправление богослужебных