путь Шабашкина до 1991 года вряд ли можно счесть извилистым. Райком, обком, облисполком… И постоянно своя, родная, крыжовинская земля. Ни других областей или республик, ни, Господи упаси, других стран (естественно, соцлагеря). И всегда Иван Минаевич был по-молодому шустр, ловок, подтянут. Белизной гималайских снегов сияли его манжеты и воротнички. Вот, собственно, и все слагаемые успеха.
Наступление перестройки Шабашкин воспринял, как подобает службисту. Партия сказала «надо». Дальше известно что. Михаил Сергеевич ему даже нравился. Но осознать до конца не получалось, и вполне рыночная фамилия не помогала. Видимо, шестое чувство подсказывало, что очень уж многое рухнет из представлявшегося вечным. Пуще же всего удивляли, настораживали и раздражали новые, незапланированные люди, вопреки директивам хлынувшие откуда-то словно муравьи.
Заняв кабинет первого секретаря, Иван Минаевич от резких движений и заявлений воздержался. Аппаратная привычка диктовала иную тактику: освоиться, осмотреться, расставить кадры. Меж тем, волна перестройки ждать не собиралась. Демократы, обзаведясь атрибутами власти, волей-неволей приняли хозяйственное управление Крыжовинском. Здесь, к всеобщему потрясению, одной беззаветной преданности делу экологии оказалось мало. Джинсово-кроссовочные депутаты, как правило, о механизмах реальной экономики не имели никакого представления. Старые же исполкомовские чиновники под дамокловым мечом реорганизации вовсе перестали трудиться. Колбаса, пропавшая с прилавков при Колбасине, с его уходом почему-то не вернулась обратно. За ней стали исчезать: масло, сахар, мыло… С избытком хватало лишь газет и журналов. По горсовету, где в целях демократизации был снят милицейский пост, бродили, не вытирая ног, многочисленные зеваки. А прямо в приемных располагались со своими раскладушками голодающе-протестующие правозащитники.
Штаб демфракции заседал беспрерывно. Перестройка грозила захлебнуться. Скрепя сердце, лидеры огласили решение о компромиссе со «здравомыслящими хозяйственниками». Оставалось хотя бы одного такого хозяйственника найти. Здесь и всплыла личность того, кто сыграл в судьбе Крыжовинска колоссальную роль.
Его звали Яков Александрович Куманёв. Начинал он по-горьковски, типичнейшим пролетарием в рабочей слободке. Скоро вкусив прелестей пролетарского бытия и поняв, что одной доски почета для его натуры маловато, Яша поставил на партию. Иными словами, на ум, честь и совесть. «У партии этого добра навалом, а мне много не надо», – здраво рассудил новый Павел Власов. Обрядовая сторона тяготила мало, приобрести же, проявив смекалку, можно было весь мир.
Ставка себя оправдала. Со своим четвероногим другом-станком Куманёв распрощался и занялся вопросами снабжения. Преуспел, не забивая голову мелочами и, вообще, лишней информацией. До вузовского диплома и, тем более, до диссертации руки не дошли, но с приходом перестройки к Якову Александровичу фантастически попёрла масть. Наблюдая