улицы словно прорвалась плотина. Жаркие черные струи хлынули, затопляя город. Между ослепительно-белыми берегами городских лавок, среди безмолвных деревьев, нарастал черный прилив. Будто черная патока ползла, набухая, по светло-коричневой пыли дороги. Медленно, медленно нарастала лавина – мужчины и женщины, лошади и лающие псы, и дети, мальчики и девочки. А речь людей – частиц могучего потока – звучала как шум реки, которая летним днем куда-то несет свои воды, рокочущая, неотвратимая. В этом медленном темном потоке, рассекшем ослепительное сияние дня, блестками живой белизны сверкали глаза. Они смотрели вперед, влево, вправо, а река, длинная, нескончаемая река уже прокладывала себе новое русло. Бесчисленные притоки, речушки, ручейки слились в единый материнский поток, объединили свое движение, свои краски и устремились дальше. Окаймляя вздувшуюся стремнину, плыли голосистые дедовские будильники, гулко тикающие стенные часы, кудахчущие куры в клетках, плачущие малютки; беспорядочное течение увлекало за собой мулов, кошек, тут и там всплывали вдруг матрасные пружины, растрепанная волосяная набивка, коробки, корзинки, портреты темнокожих предков в дубовых рамах. Река катилась и катилась, а люди на террасе скобяной лавки сидели, подобно ощетинившимся псам, и не знали, что предпринять: чинить плотину было поздно.
Сэмюэль Тис все еще не мог поверить:
– Да кто им даст транспорт, черт возьми? Как они думают попасть на Марс?
– Ракеты, – сказал дед Квортермейн.
– У этих болванов и остолопов? Откуда они их взяли, ракеты-то?
– Скопили денег и построили.
– Первый раз слышу.
– Видно, черномазые держали все в секрете. Построили ракеты сами, а где – не знаю. Может, в Африке.
– Как же так? – не унимался Сэмюэль Тис, мечась по веранде. – А законы на что?
– Они как будто войны никому не объявляли, – мирно ответил дед.
– Откуда же они полетят, черт бы их побрал со всеми их секретами и заговорами? – крикнул Тис.
– По расписанию все негры этого города собираются возле Лун-Лейк. В час туда прилетят ракеты и заберут их на Марс.
– Надо звонить губернатору, вызвать полицию! – бесновался Тис. – Они обязаны были предупредить заранее!
– Твоя благоверная идет, Тис.
Мужчины повернулись.
По раскаленной улице в слепящем безветрии шли белые женщины. Одна, вторая, еще и еще, и у всех ошеломленные лица, и все порывисто шуршат юбками. Одни плакали, другие хмурились. Они шли за своими мужьями. Они исчезали за вращающимися дверьми баров. Они входили в тихие бакалейные лавки. Заходили в аптеки и гаражи. Одна из них, миссис Клара Тис, остановилась в пыли возле скобяной лавки, щурясь на своего разгневанного, надутого супруга, а за ее спиной набухал черный поток.
– Отец, пошли домой, я никак не могу уломать Люсинду!
– Чтобы я шел домой из-за какой-то черномазой дряни?!
– Она уходит. Что я буду делать без нее?
– Попробуй сама управляться. Я на коленях перед ней ползать не буду.
– Но она все равно что член семьи, – причитала миссис Тис.
– Не вопи! Не хватало еще, чтобы ты у всех на глазах хныкала из-за всякой…
Всхлипывания жены остановили его.