начал Тимоти свой вопрос, но не договорил.
Потому что в этот миг их встряхнули и ошеломили два громоздящихся друг на друга исполинских взрыва, за которыми последовало несколько толчков послабее.
Отец вскинул голову и тотчас прибавил ходу. Лодка рванулась и понеслась, прыгая и громко шлепая по воде. Роберт мигом оправился от страха, а Майкл испуганно и восторженно взвизгнул и прижался к маминым ногам, глядя, как мимо самого его носа летят быстрые струи.
Сбавив скорость, отец круто развернул лодку, и они скользнули в узкий отводной канал, к древнему полуразрушенному каменному причалу, от которого пахло крабами. Лодка ткнулась носом в причал так сильно, что всех швырнуло вперед, но никто не ушибся, а отец уже смотрел, обернувшись, не осталось ли на воде борозды, которая может выдать, где они укрылись. По глади канала разбегались длинные волны; облизав камень, они отступали, перехватывая набегающие сзади, все смешалось в игре солнечных бликов, потом рябь исчезла.
Папа прислушался. Они все прислушались.
Дыхание отца гулко отдавалось под навесом, будто удары кулака о холодные, влажные камни причала. Мамины кошачьи глаза глядели в полутьме на папу, допытываясь, что теперь будет.
Отец глубоко, с облегчением, вздохнул и рассмеялся сам над собой:
– Это же наша ракета! Что-то я становлюсь пугливым. Конечно, ракета.
– А что это было, пап, – спросил Майкл, – что это было?
– Просто мы взорвали нашу ракету, вот и все. – Тимоти старался говорить буднично. – Что ли не слыхал, как ракеты взрывают? Вот и нашу тоже…
– А зачем мы нашу ракету взорвали? – не унимался Майкл. – Зачем, пап?
– Так полагается по игре, дурачок! – ответил Тимоти.
– По игре?! – Майкл и Роберт очень любили это слово.
– Папа сделал так, чтобы она взорвалась и никто не узнал, где мы сели и куда подевались! Если кто захочет нас искать, понятно?
– Ух ты, тайна!
– Собственной ракеты испугался, – признался отец маме. – Нервы! Смешно даже подумать, будто здесь могут появиться другие ракеты. Разве что еще одна прилетит, если Эдвардс с женой сумеют добраться.
Он снова поднес к уху маленький приемник. Через две минуты рука его упала, словно тряпичная.
– Все, конец, – сказал он маме. – Только что прекратила работу станция на атомном луче. Другие станции Земли давно молчат. В последние годы их всего-то было две-три. Теперь в эфире мертвая тишина. Видно, надолго.
– На сколько? – спросил Роберт.
– Может быть… может быть, ваши правнуки снова услышат радио, – ответил отец. Он сидел понурившись, и детям передалось то, что он чувствовал: смирение, отчаяние, покорность.
Потом он опять вывел лодку на главный канал, и они продолжали путь.
Вечерело. Солнце уже склонилось к горизонту; впереди простирались чередой мертвые города.
Отец говорил с сыновьями ласковым, ровным голосом. Прежде он часто бывал сух, замкнут, неприступен, теперь же – они