обсуждали между собой, что никогда не видели, чтобы геологи так хорошо одевались, – как правило, все они бывали похожи бог знает на что. Кроме того, выглядело в высшей степени странным, что как только погода развиднелась, американцы не пожалели выделить для него свой лучший самолет. Все мы так думали, однако в общем и целом не особенно старались в этом разобраться. Ведь разных историй случалось великое множество, и со временем все они как-то забывались.
Алина налила в опустевший бокал капельку воды и выпила.
– Ну вот, значит, через три-четыре недели после его отъезда Мариан поняла, что беременна. О том, чтобы прервать беременность, речь даже не шла: однажды она уже делала аборт и едва смогла оправиться от психологической травмы. Тогда Мариан решила написать отцу ребенка. Адреса она не знала – только его имя – и потому отправила письмо в ГГИ, где, по собственному его утверждению, он работал.
– ГГИ?
– «Гренландские геологические исследования». Тогда эта структура входила в состав министерства по делам Гренландии и была расположена на улице Эстер Вольгаде вместе с прочими геологическими организациями. В настоящий момент она слилась с одной из них. Да, так письмо ее вернулось обратно – никакого Стина Хансена там не знали. Пару дней Мариан ходила как в воду опущенная, а потом решила направить послание командору базы в Туле. Вообще говоря, у нас такое было не принято, однако, с другой стороны, что еще ей оставалось делать? Она обрисовывала сложившуюся ситуацию и просила, чтобы командор, если существует такая возможность, переправил ее письмо адресату. К письму она приложила фотографию Хансена. Снимок был любительский и не особо четкий, но, как бы там ни было, в конце концов настойчивость ее была вознаграждена: две недели спустя он ей позвонил. Оказалось, что этот проходимец женат и имеет детей в браке. Тем не менее у него, по крайней мере, хватило духу с ней связаться.
– Почему же она так и не сказала, как на самом деле его зовут?
– Не знаю, по какой-то причине не захотела. Помню, тогда это меня покоробило. Мы даже поругались с ней на этой почве, однако она уперлась – и ни в какую! А потом она пропала, и меня еще долго мучила совесть, поскольку я предполагала, что она могла вполне сознательно уйти во льды, понимаешь?
Графиня кивком подтвердила, что ход мыслей собеседницы ей ясен.
– И все же, как уже было сказано, какое-то время я в глубине души надеялась, что она вернется. Все это как-то не укладывалось у меня в голове: ни о какой тяжелой депрессии и речи быть не могло. Да, она несколько замкнулась, но – не более того. За пару дней до исчезновения мы даже разговаривали с ней об одежде для малыша и тому подобных вещах. Вот, в общем-то, и все, о чем я хотела рассказать, и, как видно, это тебе не очень помогло.
– Может – да, может – нет. А этот лже Стин Хансен, как он выглядел?
– Вполне обыкновенно: светловолосый, стриженный коротко, под ёжика, лет тридцати с небольшим. На самом деле я его почти не помню – так, разговаривали пару раз. – Какие-то особые приметы?
– Ничего, что мне бы запомнилось.