руки, и наше молчание ещё больше распаляет его:
– Нашей власти майдан нужен! И Европе майдан не помешает! Что-то у них там не так в той Европе, раз они наших бандитов покрывают. Воровство на воровстве, куматризм превыше конституции, старики в нищете, а они называют это историей успеха. Это как?
Слово «революция» устарело. Теперь – только майдан. Старик произносит это слово так, будто не просто зовёт на баррикады, но и сам готов прямо сейчас взять в руки булыжник или коктейль Молотова.
Говорят, настоящий интеллигент всегда должен быть в оппозиции к власти. Дед Тудор хоть и не представитель интеллигенции, но всегда был с властью в контрах. Советы ругал, независимые молдавские власти – всех этих аграриев и коммунистов – хаял на чём свет стоит, но так, как сейчас костерит проевропейский альянс, не ругал ещё никого.
– Ладно, подожди немного – выборы осенью, – дядя Павел громко тянет в себя сквозь сжатые зубы воздух. – Рома, ну что ты застрял? Фонарь отдай, и можешь оставаться, если тебе здесь понравилось.
Командор оборачивается, светит в спину стоящего между ним и мной деда Тудора, и старик из едва проступающей в темноте тени, превращается в тёмный силуэт, контрастно выделяющийся в ореоле голубого света.
Дед иногда бывает по-старчески медлительным, но, когда речь заходит о политике, он преображается на глазах: начинает говорить по-мальчишески запальчиво, а жестикулирует так, будто нет у него никакого артрита.
– Последний раз, Паша, я такой детский лепет слышал от тебя, когда ты спрашивал, почему у девочек не растёт между ног так же как у мальчиков. Какие выборы?! Все они перед выборами обещают одно, а когда протискиваются к кормушке, делают другое. Референдум нужен. Путь определить. Чётко и ясно, чтобы политики юлить не могли.
– Пошли! – машет рукой дядя Павел и разворачивается. – Не будет у нас ни майдана, ни референдума.
– Зависит от того, кто победит на выборах, – отвечает возвращающийся к нам Командор – Победят западники, никто майдан не сделает, – нет ни опыта, ни возможностей, а вот, если победят те, кто за таможенный союз, тогда да! Тогда майдан.
Дед Тудор не слышит нас, продолжая разговаривать сам с собой:
– Как прожить на пенсию в девятьсот лей? Ладно, я! Меня огород спасает, а какая-нибудь старуха в городе всю пенсию на газ и отопление тратит. Что делать, когда на хлебушек не хватает?
Слово «хлебушек» дед произносит с такой дрожью в голосе, что хочется прямо сейчас куда-то бежать, что-то делать, чтобы в следующий раз он произносил это слово без дрожи в голосе, и чтобы старушка у прилавка магазина растеряно не разглаживала в пальцах пару мятых купюр достоинством в один лей.
Даже самая мелкая и рваная купюра имеет своё достоинство, а вот наше правительство, по словам деда Тудора, не имеет. Да и мы сами привычно и равнодушно проходим мимо таких старушек каждый день. Иногда кто-то должен взять тебя за плечи и хорошенько встряхнуть: «Проснись, чудила!»
Проснулся. И что?
Побежал по подземным