самолёт, – старик взмахивает фонарём как поп кропилом, окропляя стену штольни тусклым желтоватым светом. – Давай, мил человек, разворачивайся, курс меняется!
– О! – вздымает руки Командор и голубое пятно света прыгает к изрезанному пилами потолку. – Ещё лучше! Американских фильмов насмотрелся?
– Я тот телевизор почти не включаю. Так, иногда погоду узнать.
Перебравшись обратно через завал, некоторое время шагаем молча. Дед Тудор снова отстаёт, что-то бормочет под нос, в унисон своим мыслям взмахивает фонарём. Я останавливаюсь, поджидая его.
Заброшенная штольня не лучшая площадка для политических дискуссий, – здесь со всех сторон чувствуешь давление не только тьмы в прямом смысле этого слова, но и неких мифических сил тьмы, в существование которых ты, понятное дело, не веришь, но вот проблема: в тёмном подземелье неверие становится не таким твёрдым как у экрана телевизора.
Командор ушёл вперёд, за спиной непроглядная темнота, от которой невольно ползут по спине мурашки, а тут ещё у деда Тудора гаснет фонарь.
Если в детстве мне мерещился в темноте штолен «чужой», то теперь вспоминаются телепередачи о странных и необъяснимых явлениях: всякие там «Секретные материалы» или «Тайны мира».
Дед ладонью стучит по торцу фонаря в надежде выбить из него хоть плохенький луч света.
Стучит и приговаривает:
– Эта страна как после ядерной войны. Сплошная разруха.
– Ладно, тебе, – останавливается дядя Павел. – Смотри, сколько домов строится. Весь Кишинёв в новостройках.
– Это чистая коммерция – плати деньги, а мы тебе строим. Я спрашиваю, что государство для народа построило? На дороги посмотри, на тротуары! В село когда последний раз ездил? Пусто! Одни старики. Дома разваливаются. Молодёжь только летом приезжает и то долго не может там усидеть, – разъезжаются кто в Кишинёв, кто за границу. Сестра младшая – восемьдесят лет… А!.. – дед отмахивается и ещё сильнее стучит ладонью в торец фонаря. – Рассказывал уже. Что толку.
– Ладно, пошли, – говорю ему, зажигая фонарик на смартфоне. – Дело не в контакте, батареи сели.
Мы с дядей Павлом идём вслед за пятном света и силуэтом Командора. Дед Тудор стоит в темноте, плетью опустив к колену руку с фонарём, будто силы покинули его. Судя по всему, старик погружён в раздумья и ему плевать на окутавшую его темноту и на страх, который к моему стыду караулит меня за каждым углом.
– Дядя Рома, – останавливаю я Командора.
Луч фонаря, разворачивается на сто восемьдесят градусов и, скользнув между мной и дядей Павлом, выхватывает из темноты фигуру деда Тудора. Старик глядит под ноги, и даже яркий свет не отвлекает его от задумчивости. В этот раз в пятне света контрастно видны черты его лица, отчётливо просматриваются красно-коричневые клетки старой линялой рубашки.
– Дядя Тудор… – Эхо гулко вторит словам Командора. – Остаёшься? Могу тебе матрац сюда принести.
Дед махает рукой – мол, иди куда шёл, но спустя секунду всё же нехотя сдвигается с