что между пальцами у него протянуты полупрозрачные перепонки). – Вспомнил! Мать говорила мне, что передавала послание какой-то чужачке через русалок. Ну, тех, что в Молчаливом Городе.
Его друг покачал головой и встал, по-стариковски покряхтывая.
– Твоя мать, как обычно, рисуется… – (По-видимому, уважение к старшим тут не распространено; в гнездовье Тааль любой птенец за такой тон получил бы клювом по макушке). – Ещё бы через мёртвого ёжика передала, как некроманты из Обетованного раньше делали.
Сердце Тааль пропустило удар. Она спрятала монету, стараясь складками мешочка прикрыть задрожавшие пальцы.
– А ты откуда знаешь, как делали некроманты в Обетованном?
– Да так, просто слышал. – (Теперь малыш-боуги наблюдал за ней с бо́льшим любопытством). – А что?
– Н-нет, ничего… – (Тааль повернулась к сорванцу Бригхи, который почему-то гораздо меньше её пугал). – Ты проводишь меня к своей матери? Мне очень нужно поговорить с ней.
– А что мне за это будет? – Бригхи хитро сверкнул глазами. Тааль задумалась.
– Могу рассказать тебе о драконах-призраках из Молчаливого Города, – предложила она, мысленно извинившись перед Фиенни за такое кощунство. По крайней мере, там эти проныры точно не побывали, поскольку живы.
– Пфф… Призраках. Я видел и настоящих драконов, – тоном капризного властителя отверг Бригхи. Тааль разволновалась ещё сильнее: раз он видел драконов и, возможно, общался с тауриллиан, то они где-то рядом – вместе с Гаудрун и Турием, вместе с…
– Лучше научи его языку русалок, – осклабился второй боуги. – А то ему матушка не позволяет – говорит, маленький ещё, вот исполнится триста…
Бригхи внезапно залился краской – да так, что даже Тааль ему посочувствовала.
– Научить не смогу, но перевести что-нибудь сумею, – пообещала она, вслушиваясь в далёкие рывки дудок, рожков и струн. Солнце почти скрылось, и на кроны дубов опускалась мгла. Холмы на востоке уже заволоклись ею, непрошенно напомнив о песчаных горах в Пустыне. Чутьё подсказывало Тааль, что ей крайне желательно добраться до жилищ боуги раньше, чем окончательно придёт ночь.
– Тогда пошли, – пожал плечами Бригхи, усилием воли возвращая себе хамоватый вид. Цыплёнок у него на ладошке снова стал золотником, а потом превратился в печенье, от которого боуги с аппетитом отгрыз кусок. В серединке печенья желтело масло, и на ум Тааль пришли все рассказы о боуги, которыми она заслушивалась в детстве.
– Погоди-ка, – позвал второй боуги, хотя Бригхи уже занёс ногу, чтобы переступить через дубовый корень. – А если она из возвращенников?
– Из кого?.. – услышав нелепое слово, Тааль еле сдержала смех. Оба боуги, однако, сразу стали не по-детски серьёзны.
– Да, я ведь и не уточнил! – (Откусив ещё часть печенья, Бригхи преисполнился солидности и надул щёки). – Ты из возвращенников или из сиденцев?
– У нас это важно, – сказал его дотошный друг. – Вся деревня уже лет восемьдесят только и разбирается,