по поверхности воды прядями волос, ее тело в белоснежном склепе, холодное, как айсберг, потому что она мертва, и ее пустые глаза устремлены в упор на читателя. Ванна как гроб. Вдруг у меня в голове промелькнула мысль: а что, если мы оба уснем, и кран сам собой откроется, из него потечет теплая вода, но мы и не заметим, и вода постепенно наполнит ванну и убьет нас? Вот будет сюрприз для клиента Питера, когда тот придет утром показывать квартиру очередной группе будущих съемщиков: пол залит водой, и два голых трупа, лежащих в обнимку в ванне. «Самоубийство, – решат все. – Умерли ради любви». А летними ночами наши привидения, обернутые в банные простыни, будут являться на лестничных пролетах жильцам многоквартирного здания…
Устав от вида розовых лебедей, я повернула голову и стала разглядывать серебристую лейку душа. Я ощущала аромат мокрых волос Питера – аромат чистоты и мыла. От него всегда пахло мылом, не только после душа. Этот запах ассоциировался у меня со стоматологическим кабинетом и медикаментами, но мне он нравился. Питер никогда не пользовался противно приторными лосьонами после бритья или другими мужскими заменителями парфюма.
Я видела его руку, обнявшую меня: волоски на ней росли рядами. Рука была под стать ванной: чистая и белая, как новенькая, а кожа необычно гладкая для мужчины. Лица его я не видела, потому что его голова лежала у меня на плече, но я попыталась себе его представить. Он был, как заметила Клара, «красавчик» – вот что, видимо, сразу меня в нем и прельстило. На него обращали внимание, но не потому, что у него была мужественная или яркая внешность, но потому что она олицетворяла собой доведенную до совершенства заурядность – как моложавые ухоженные лица на рекламе сигарет. Иногда мне в его лице недоставало естественного изъяна: бородавки или родинки, или налета грубоватости, чего-то такого, на чем бы взгляд мог задержаться, а не просто скользнуть.
Мы познакомились на банкете после моего окончания колледжа. Он был знакомым знакомого, и мы сели вместе в тенечке и ели мороженое. Он держался довольно скованно и спросил, чем я собираюсь заниматься дальше. Я что-то начала ему плести про свои планы, причем в моем изложении они выглядели куда четче, чем в моей голове, и уже позднее он признался мне, что вот этот ореол независимости и здравого смысла его и привлек: он увидел во мне девушку, которая не станет посягать на его свободную жизнь. Недавно у него был неприятный опыт с, как он тогда выразился, «особой совсем другого рода». На таком принципе выстраивания своей жизни мы и сошлись, и меня это вполне устраивало. Мы сразу восприняли друг друга без иллюзий, благодаря чему и поладили. Конечно, мне приходилось подстраиваться под его меняющиеся настроения, но так бывает с любым мужчиной, а его настроение менялось так явно, что трудностей у меня не возникало. За лето он стал моей приятной привычкой, и поскольку мы виделись только по выходным, первоначальный глянец наших отношений не успевал поблекнуть.
Впрочем, первый раз, когда я пришла