второй избы. До того леска. До мельницы. До реки.
Я под утро в узкий окопчик лез, и у самых моих бровей
стояла трава, как дремучий лес, и, как мамонт, брел муравей.
А весною цветами она цвела. А зимою была бела.
Вот какая земля у меня была. Маленькая была.
А потом эшелон меня вез домой. Все вокруг обретало связь.
Изменялся мир изначальный мой, протяженнее становясь.
Плыли страны. Вился жилой дымок. Был в дороге я много дней.
Я еще деталей видеть не мог, но казалась земля крупней.
Я тогда и понял, как земля велика. Величественно велика.
И только когда на земле война – маленькая она.
Мое воскресение
А как я умирал на железной койке,
молодой, со вспоротым животом!
Оказалось, что это сначала – горько,
но совсем спокойно было потом.
Я лежал в проходе, под мягким светом,
и соседи, сгрудившиеся у моих ног,
«Не жилец!» – твердили. Но я об этом
ничего, разумеется, знать не мог.
Я лежал в бреду и, сдаваясь бреду,
рассуждал на исходе второго дня:
в той стране печальной, куда я еду,
есть друзья хорошие у меня.
И по мере того, как сознанье гасло
где-то в темных глубинах, на самом дне,
на душе у меня становилось ясно
и спокойствие разливалось по мне.
Мне казалось – в светлом высоком зале
моего пришествия ждут друзья…
Умирал я. В тот вечер врачи сказали,
что уже помочь тут ничем нельзя.
Но я молод был. Я был юн. Я выжил.
Был сужден мне, видно, иной удел.
Опираясь на палку, я в город вышел.
Я другими глазами на мир глядел.
Я забвенью предал его пороки.
Я парил над богом и над людьми.
Все философы мира и все пророки
мне казались маленькими детьми.
Флаги
Годы людей стирают. Плачут они, стенают.
А люди живут как люди. А люди белье стирают.
Подсинивают его синькой. Крахмалят его крахмалом.
Развешивают над землею фамильные свои флаги.
И вот на жердях забора, над зеленью косогора,
висят штаны Пифагора или трусы Платона.
И ветер его трусами играет, как парусами.
И это не обедняет – это объединяет.
О, дворники и министры, как схожи у вас надежды!
Как схожи у вас одежды, монахи и атеисты!
Стекают капельки влаги с сорочек и комбинаций,
и вьются они, как флаги объединенных наций.
Смерть
Я давно знаю, что, когда умирают люди
и земля принимает грешные их тела,
ничего не меняется в мире – другие люди
продолжают вершить свои будничные дела.
Они так же завтракают. Ссорятся. Обнимаются.
Идут за покупками. Целуются на мостах.
В бане моются. На собраньях маются.
Мир не рушится. Все на своих местах.
И все-таки каждый раз я чувствую – рушится.
В короткий миг особой той тишины
небо