работу.
Я стою в ожиданье,
когда вы вернетесь домой,
побродив по окрестным лесам.
Очень долгим он кажется,
ваш выходной,
по земным моим быстрым часам!
Бип-бип
Я сказал бип-бип, и вы уже поняли, что я имею в виду.
Ракеты в небо ночное подняли маленькую звезду.
А чужая планета, как шарик, вертится, мигает вдали, зовет.
С детства хочется, с детства верится: кто-нибудь там живет.
Это свойственный человечеству, нашей крови земной,
с дней колыбели – страх одиночества, только масштаб иной.
И я швыряю гудящим мячиком в полночные небеса.
И он там бредет одиноким мальчиком сквозь сумрачные леса.
Он пробирается черной чащею, черную мнет траву
и в чащу, в ее темноту молчащую, громко кричит: – Ау! —
А тьма кромешная все не кончится. А лес-то непроходим.
А мы не верим, а нам не хочется – одиночества не хотим.
В звезду оранжевую и в зеленую вглядываясь, зову.
Как маленький мальчик, на всю Вселенную громко кричу: – Ау!
У радиоприемника
Чертов ящик, моя страсть и наказанье!
А не выключу, и лучше не проси!
Только шорох, только легкое касанье —
и пошла Земля вертеться на оси.
Где дорога? Я в лесу глухом затерян.
Сколько раз пытался выбраться – не мог.
Вижу терем деревянный. Что за терем?
Кто живет в тебе, о терем-теремок?
В трех оконцах освещенных ветры свищут.
Настежь ставенки, да двери на замках.
Я в лесу глухом затерян. Меня ищут.
Окликают – всё на разных языках.
Окликают, суетятся бестолково,
голоса их не умею различать.
Заглушить один старается другого,
каждый хочет остальных перекричать.
Убеждают. Осуждают. Негодуют.
То хулят меня, то пряник мне сулят.
Я затерян в океане. Ветры дуют.
Сорок ветров мою душу веселят.
Сорок ветров – то синицей, то сиреной.
Три фонарика, три маленьких огня.
Я песчинка. Я затерян во Вселенной,
и Земля никак не может без меня.
Вот и плачет, и судачит бедный шарик,
зажигает свой фонарик потайной,
и бежит за мной с фонариком, и шарит,
и зовет меня, и гонится за мной.
Загорается фонарик троекратно.
Бедный шарик, он выходит из себя.
И тогда я говорю ему:
– Ну ладно, ты не бойся, ну куда я без тебя! —
И вздыхает, и бормочет, засыпая,
на плечо мне свою голову клоня,
одинокая планета голубая,
как ребенок на коленях у меня.
Ночью, за письменным столом
О сообщничество карандаша и бумаги!
Ты подобно содружеству путника и дороги.
А точнее – содружеству воина и равнины,
где под хрупким снегом хитрые скрыты мины.
О содружество карандаша и бумаги!
Ты причина множества всевозможных последствий —
величайших бедствий, дьявольских наваждений,
человеческих озарений