всхлипнул. – Я ее не трогал…
– Трогал или не трогал, следствие разберется.
– Какое следствие!
– Вот и я о том же. – Петруха резким движением вынул нож и, не задумываясь, бросил его в пруд. – Нож этот, скорее всего, Семы. Найдут его менты и выйдут на нас…
– Ну и пусть, – как капризный ребенок, произнес Санька. – Пусть! Мы же ее не убивали!
– Поздравляю. Но беда в том, что знаем об этом только мы с тобой.
Саня совсем скис, я его таким не видел. Вечно улыбающийся заводила теперь походил на хнычущего мальчишку, потерявшего редкую почтовую марку.
– Что нам делать?
– Брать Сему за жабры и обратно на свадьбу. Там все в говнище, прибьемся к кому-нибудь. Брательник потом под страхом смертной казни будет утверждать, что мы с ним всю ночь провели.
Елкины, да так все и вышло. Я проснулся на диване в пристройке. Замерз, как бобик, про девушку вообще забыл. Я спросил о ней лишь через пару дней, когда мы возвращались домой. Я вспомнил о ней… черт! Как бесчеловечно! Я вспомнил о ней только из-за куртки. Пятно на рубахе я так и не отстирал, вот и хотел закрыть курткой.
– А че, она так в моей куртке и слиняла? – спросил я.
– Ага, – наперебой закивали друзья-сволочи.
– У тебя хоть там в карманах документов не было? – спросил вдруг Петруха.
Вот тогда-то и надо было понять. Елкины, куда ж мне? В карманах, кроме ножа (да и он там оказался случайно), ничего не было. Я ж куртку-то только на свадьбу впервые надел. Модник, елкины. Надел, это еще громко сказано. В руке протаскал, да она на стуле провисела, а потом вот и девице сгодилась под дождем, значит. Расстроился я, конечно, маленько, но не побежишь же по деревням в поисках рыжей девицы в цветастом сарафане и моей куртке. Махнул я тогда на это рукой, от жены так и так влетит, куртка просто до кучи будет.
Да, все так и было. А потом эти паскудники умерли. Через месяц или около…
Мы с попутчицей снова оказались в кабине. Она была в моей джинсухе, испачканной с левой стороны кровью. Мы сидели молча, глядя прямо перед собой, будто два приятеля под впечатлением от просмотренного ужастика. Мне хотелось спросить ее, о многом хотелось спросить, но я боялся открыть рот. Боялся произнести хоть слово. Каждое из моих слов могло стать последним. Но все же спросил:
– Чего ты хочешь?
Молчание.
– Что я тебе должен?
Снова тишина.
– Ведь я тебе ничего не сделал.
– Именно поэтому ты все еще и живешь, – ответила она.
Я снова замолчал. Я понял, за что они умерли, и почему сердце – одного тромб успокоил, другого шампур с прилипшими кусочками подгоревшего мяса. Зуб за зуб, что называется. Но непонятно было, я-то ей зачем. И, самое главное, я все еще не знал, как ее зовут.
Она будто прочитала мои мысли… хотя что тут скрывать, ведь так оно и было. Существо, способное показывать прошлое, непременно может читать мысли. По законам, елкины, жанра. Под нос, значит, сунула мне листок. Тот самый, из бардачка.
Ефимова Нина Аркадиевна. Значит, Нинка она. Я все еще в надежде, что сон это,