к жизни как никто, как может быть, возможно, еще два-три человека в этом регионе, не больше. Юбка ее сбилась на сторону от ходьбы по камням и суровой твердой земле, шарфик развязался, платок она сняла и положила в кармашек юбки. Все это не отразилось на намерениях и устремлениях этой замечательной женщины никак.
…Но сначала пили «Арак» с зеленым оленем на этикетке. «Прекрасно как, никогда не думал, – восклицал Толик, выдавливая половинку лимона в стакан с араком, – нас ведь сынок вывез, настоял… а лимоном как забеливаем, а?! Улучшает вкусовые качества без конца и без края, хотя чего тут улучшать, скажи, Толик, а?! Арак – напиток совершенный и не требует улучшения, это я для тебя стараюсь. Так откуда русский у тебя, а?».
Нафтали пил с ним на равных. Закусывали бутербродами с толсто нарезанной вареной колбасой, солеными огурцами, жирными черными лопнувшими маслинами и газировкой. «Пир богов, – утверждал Толик. – Так, я слушаю тебя, не скупись на слова».
Устоять перед ним было невозможно, да Нафтали и сам хотел говорить, с этим человеком можно было разговаривать. Не с каждым можно беседовать по душам, а с Толей было можно.
– Мой отец всю войну с немцами прошел, он был фронтовой хирург, в звании майора. 28 лет, родился где-то в Белоруссии, в местечке. Закончил в Ленинграде медицинский институт. В Берлине неожиданно для себя, так он мне говорил, взял и ушел в американскую зону. Он не знал, почему это сделал, не мог внятно объяснить и до сих пор не может. Во всяком случае, не мне. В Союзе у него никого не было, он был круглый сирота. Он выяснял еще во время войны, никого не осталось. Его имя было Владимир, так зовут там многих. Ну, и в Штатах он продолжил работать, он трудоголик, написал несколько научных работ, сделал имя. Назвал себя Джефом, так был записан, но свое первое имя помнил, некуда от него деваться. Женился на своей медсестре, это моя мама. Я средний сын, есть еще двое детей. В 62-м мы приехали сюда жить, вот и все. Отец сумел меня научить говорить по-русски, единственного в семье. Мы с ним иногда сидим, разговариваем, никто ничего не понимает, а мы выпиваем и закусываем вареной картошкой, зеленым луком и селедкой, я покупаю ее в Тель-Авиве, на Левинского или здесь, в Меа Шеарим, есть пара мест, отец говорит, что ничуть не хуже, чем в гастрономе на углу Лиговки и Невского, в Ленинграде в 37-м. Такие дела, – так много подряд Нафтали по-русски никогда не говорил. Но сейчас у него после выпивки, а уже вышли на вторую бутылку с зеленым оленем, развязался язык, как говорится.
– М-да, не перестаю удивляться. А ты, значит, Толя, учишься в университете и служишь в армии? Историк? – продолжал спрашивать Толик, не переставая наливать и наливать, мощная рука его не дрожала. На столе была еще плетенка с ядовито-зелеными яблоками, кислыми даже на взгляд, несколько помидоров и кусок батона фабрики Бермана, который хозяин урезал до горбушки, все съели джентльмены. Толя нарезал яблоки на четвертинки своим ножом с наборной ручкой. «Бухарский нож, лучшая сталь в мире, восемь слоев, сам Хикматжон из Самарканда делал,