мог, пытался перебинтовать ранение, но ему было сложно дотянуться до выпрямленной ноги, и он просто затыкал кровоточащую рану куском бинта из санитарного пакета. Нафтали обработал ранение, сделал укол, перевязал ногу, разрезав штанину ножом, и спросил: «Идти сможешь?». Командир попытался встать, сразу выяснилось, что идти он не может. Все это происходило под артиллерийской насыщенной стрельбой и одиночными выстрелами ребят из его группы, прикрывавшими командира. Нужно было добраться до своих, расстояние метров 400, местность пересеченная, почва вязкая после двухдневного дождя.
Командир весил килограмм 87, Нафтали на две весовые категории меньше, то есть 75–76, плюс снаряжение. Но ему еще не исполнилось 23 лет, он был очень хорошо подготовлен физически и психологически. Короче, он взвалил командира на плечи и быстрым шагом двинулся к своим. Ребята его заметили, провели отвлекающую стрельбу метрах в ста от событий. Нафталий останавливался два раза, шел мелкий резкий дождь, который хорошо омывал его лицо и шею от пота. Командир старался не стонать, он ругался на двух языках матом. У самой цели он вдруг спросил Нафталия, придя в себя на мгновение: «Извини меня, парень, хорошо, я правильно говорю на русском языке, Нафтуль, к ебени мать? Как у меня произношение?». – «Хорошее у тебя произношение, как у русского бандита», – ответил ему Нафтали, передавая очень тяжелое, как бы каменное, тело командира ребятам – тот был без сознания.
За эту пробежку с командиром на плечах под огнем Нафтали присудили «Знак мужества», командир пожал ему руку и подарил от себя литровую бутылку виски «Teacher's» и новенький револьвер марки «Смит-Вессон» Model 469 с двумя коробками патронов. В револьвере роскошным жестом откидывался барабан и с чудным стуком прокручивался, ожидая заполнения шестью тяжеленькими пульками калибра 10, 67 мм, соблазнительный и очень красивый аппарат с опасным и непредсказуемым будущим.
Откуда и как у командира это добро появилось, было совершенно непонятно, да Нафтали и не спрашивал, он вообще старался спрашивать как можно меньше. «Не лезь не в свое дело, – твердил ему отец, – меньше болтай, это вообще главный закон жизни, не тренди понапрасну и не давай советов». Но, заметим, у командира были свои верные источники. На то он и был полковником, поднявшимся из рядовых, опытный, опасный и битый бес, никакие раны не могли его сдвинуть с этого поста, да никто и не пытался.
У родителей Нафталия был сейф, вмурованный в стену их спальни. Нафтали, показав издали подарок домашним, дав в руки отцу, сказал, что будет ходить с револьвером, а не прятать его. «Пусть будет при мне», – заявил он.
Отец это не одобрил, сразу же напомнив, что, вытащив оружие, можно из него выстрелить, а выстрелив, кого-нибудь ненароком убить. В нем жила эта советская хитрая наивность. Мать промолчала. Брат добавил: «Я уверен в Тольке», – а сестра зафырчала-зафырчала, обняла Толика за шею и сказала: «Горжусь тобой, брат мой». Но это она имела в виду «Знак мужество», о котором сообщил ей отец, а не брат. Он считал, что нечего хвастать понапрасну.
Толя