три – двадцать. Одна из моих улыбок – вам. Вы угадаете какая. Вы – умный.
Со своей квартирной соседкой Лидией Львовной Сидоров поживал вполне мирно и просто. Но с аполлоноидным внучком её что-то у него не заладилось. Стенка учтиво-ядовитенькой неприязни без внятных причин росла и толщилась, и оба они берегли эту стенку.
Слишком разны были они. Молодой, оборотистый атлет, не ведавший ни в чём тяжких препятствий удачник Дэн, любитель и любимец шикарных женщин, вхожий в апогейные круги общества, знающий себе цену: цену достаточную, чтоб притязнуть на неубогое место под солнцем. И Сидоров – отсреднённый представитель среднейших узкоплечих слоёв населения, уже после-молодой, хотя ещё и до-старый, битый и мятый жизнью, обросший давними замшелыми комплексами, обладатель широких залысин и узенького оклада инженера в бессекретном конструкторском бюро; мужчина из подвида мужчин, на которых никогда с рассеянным интересом не оборачивают на улицах взора мимохожие дамы.
Да, Сидоров был умный. Поэтому встреча с Дэном заметно подпортила ему настроение.
Но привычное время дня – жидкая, бескомковая кашица мелких заботок, событиек, дельц была выхлебана им непечально и быстро.
Возвращаясь домой, Сидоров зашёл в хозяйственный магазин купить электролампочки. Вчера перегорело их сразу две: в туалете и в настенном бра в комнате. Из купленных четырёх стеклянных груш три были нормальны, а четвёртая с какими-то белесами и сиреневой на стекле. Поразмыслив, Сидоров вернулся к прилавку, чтобы обменять её. Но молоденькой веснушчатой продавщицы не оказалось на месте, она принимала товар: новые Южно-Корейские микроволновые грелки-простыни с программным управлением. У прилавка уже роилась очередь, жаждущая данных замечательных грелок, а так же утюгов, кофеварок, фенов, дрелей и прочих электропричиндалов. Очередь смотрела на Сидорова без нежности, уподозрив в нём желающего пролезть без очереди, а лампочку в его руках, как отвлекающий камуфляж.
Продавщица в заприлавочных недрах пересчитывала цветные коробки, торчать в ожидании перед бдительной очередью Сидорову наскучило и он махнул рукой. Авось, послужит хоть сколько-нибудь белесый мутант.
Около магазина стоял стройный, осанистый, но небритый старик с бледным коршуньим носом, глазами-болотами, с огромным синяком во всю скулу и играл на саксофоне Моцарта. Рядом валялся раскрытый драный футляр с нещедрым монетным сбором.
Сидоров задержался, послушал, стараясь не смотреть на музыканта. Полез в карман за кошельком.
– Хочешь фокус? – досчатый скрип: голос старика, прекратившего играть.
Сидоров недоуменно-сочувственно повернуся к нему, выдавил против воли, – Х-хочу…
– Дай лампочку, – старик царапнул взглядом портфель Сидорова.
«Откуда знает?» – удивился Сидоров, но достал из портфеля стеклянную грушу. Старик вынул её из четырёхстенной картонки, деловито осмотрел.
– Сотняк.
– Не понял, – не понял Сидоров.
– Сотняк, говорю. Гонорар.
Месячная зарплата Сидорова составляла шесть «сотняков». Он собрался