улыбка.
Льётся смерть
В открытый рот.
И, если повезёт,
Один из нас не умрёт.
Только для тебя
Only for you…
Парам-пам-паба-уууу!
Парам-пам-паба-уууу!
Парам-пам-паба-уууу!
Парам-пам-паба!
Поздравь себя, Глеб. Ты влюблён.
9
Следующая наша встреча выпала на четверг. Через четыре дня. Это время я провёл в сплошном ожидании. Старые демки, к сожалению, не нашёл, соответственно, показать фильмы Влада не рискнула, но мне было тепло и от наших периодических списываний в «вк», состоящих в обмене музыкой, обсуждении предстоящей съёмки и иногда бессвязной болтовни по типу «обо всём по чуть-чуть». Никакой двусмысленности. Фигачить неоднозначные выпады я не торопился, терпеливо предвкушая дальнейшее развитие спонтанно завертевшихся событий.
А в четверг неожиданно для себя вдруг стал делать заметные успехи, превращая на камеру едва наметившийся контур образа лирического героя в более рельефный, приобретающий характер эскиз. Скованность по-прежнему фрагментарно вываливала дробленными хлопьями непоняток, но при всём том удалось едва ли не сразу забыться, расшатав себя на эмоции. А далее трёхчасовой процесс съёмки плавно перетёк в продолжительный разговор за чаем и просмотром старых фотоснимков.
Как и предполагалось, Влада имела завидное происхождение: дед со стороны отца – в прошлом востребованный советский иллюстратор, бабушка – пианистка, преподавала эстрадно-джазовое пение. До того, как стать светскими деятелями культуры с репутацией образцовой семьи, эти люди, далёкие от стереотипов патриархально-закупоренного мира моих родственников, отчаянно хипповали, слушали «Led zeppelin», «The doors», курили травку, говорили о смысле аскезы, любви, философии Платона, провозглашая жизнь во имя искусства, поиска свободы и всеобъемлющего самопознания. Читали в оригинале Гинзберга, устраивали подпольные полемические вечера по фильмам Пазолини, зарабатывая на жизнь тем, что бабушка пела в переходах индийские мантры, а дед продавал собственные эскизы обнажённых женских тел местным толстосумам. Причём, будучи сражённым экспрессивными манерами и музыкальными пальчиками, Павел нырнул в этот роман уже тогда, когда, вопреки идеологии не обременённой обязательствами кочевой жизни, полгода как женился на иммигрировавшей эстонке, числящейся натурщицей в Академии художеств. Красавицей её не назвать – простоватая на лицо, рослая. По роду деятельности являлась медсестрой одной из областных клиник, воспитывала оставленного сестрой племянника, занималась разведением кроликов в пригороде Питера, куда время от времени наведывался Павел. Первый брак, что не удивительно, был транзитным.
Видя на фото рядом с длинноволосой утончённой блондинкой, бабушкой Влады, тонкокостного хиппаря с прямыми патлами, обнажённым торсом и сигаретой в зубах среди быта коммунальной квартиры, я находился в лёгком ахере