наверняка больше двухсот рублей. Конечно не две тысячи и не тысячу, но рублей пятьсот за нее дадут, это точно. Потом можно и домой съездить, на лето. И университет он закончит. В будущем году. Как только мысли касались учебы, Ожилаури неизменно тянуло в сон.
Проспал он до полудня и разбудил его голод, ведь он не ел со вчерашнего вечера, почти восемнадцать часов. Быстро встал, оделся, выскочил в коридор, умылся на кухне, за что получил замечание Герты Гансовны, хозяйки квартиры, а потом еще раз осмотрел свою маленькую комнатушку, в поисках укромного уголка. Впервые он ее осматривал с этой целью. Никогда у него не было столько денег, чтоб приходилось их прятать. Укромных уголков не обнаружилось, поэтому разделив деньги на две равные части, одну положил в карман брюк, а вторую спрятал за книгой Кони «Судебные речи». После этого присел к столу и разложив перед собой книгу стал ее внимательно изучать. С книгами Ожилаури особо не дружил, хотя студент четвертого курса юридического факультета должен был читать много, и не какого-нибудь Жаколио или Эмилио Сальгари, а книги серьезные, можно сказать заумные. Но на вещи имеющие, хоть какую-то ценность у него, как у игрока, было чутье. Он перелистывал ветхие листы и сосредоточенно вглядывался в рисунки и письмена арабской книги. Все в ней было не понятно, ни единого знакомого знака. Единственное в чем он был уверен, что книга действительно старая. И стоит не меньше пятисот рублей.
В животе отчаянно заурчало, голод напоминал о себе. Не досмотрев книгу до конца, он уложил ее в кожаную сумку, подарок отца при поступлении в университет. За прошедшие четыре года это была первая книга попавшая в нее. Постоял, посмотрел на «Судебные речи», отложил ее в сторону, а спрятанные за ней деньги положил в другой карман брюк, он заслужил хороший обед, а бумажные деньги обесцениваются с такой скоростью, что хранить их смысла нет. Одел удлиненный пиджак, прикрывавший оттопыренные карманы, перекинул через плечо сумку и выглянул в окно. С высоты приподнятого первого этажа было видно, как два лохматых чумазых мальчугана азартно катают кости. Что-то этих беспризорников становится все больше.
Пообедал Ожилаури хорошо. В ресторане Ляпунова уже не было былого шика, как впрочем и самого Ляпунова, но еще неплохо кормили, а за хорошие деньги подавали и пиво, правда неизвестного производителя, но где-ж теперь найдешь пиво Карнеева, Горшанова или Крона. Потягивая пиво, у которого даже не было названия, Ожилаури только вспоминал старые имена – мартовское, черное бархатное, золотая головка, кабинетное.
На Кузнецком мосту кипела торговля. Именно там издавна располагались антикварные и букинистические лавки. Сейчас, когда богатые москвичи нищали с невероятной скоростью, так же быстро открывались все новые и новые магазинчики, скупавшие за бесценок десятилетиями, а то и столетиями, накопленное добро. Кто не успел уехать за границу и вывезти свое имущество, вынужден был сейчас менять все это на хлеб, мясо, спички, уголь. Антикварные лавки продавали не только старинные вещи, но и вещи принесенные жуликоватыми наглыми молодыми