стали электрический чайник и банка мерзкого растворимого кофе. Ей позволили и печатную машинку.
Очередной парень щелкнул зажигалкой перед ее сигаретой. Залив кипящей водой горькие гранулы, Леона присела на металлический табурет. Пока в показаниях она дошла только до переворота Пиночета.
– Я напечатала две сотни страниц, – женщина закрыла глаза, – но мне все равно никто не верит.
С ней работало трое специалистов из ЦРУ и двое психологов. Один из людей в неприметных костюмах хорошо говорил по-русски. Леона догадалась, что коллега родился в эмигрантской семье.
– Они больше не считают меня коллегой, – горько поняла женщина, – я для них перебежчица и предатель, – Леона напоминала себе, что парни из ЦРУ делают свою работу. Обстоятельства ее возвращения не запад действительно были туманными.
– Я тоже не поверила бы в историю с амнезией, – она докурила сигарету до фильтра, – поэтому допросы ведутся на трех языках.
Русский парень расспрашивал ее о жизни в Москве. Тем же самым занимался и англоязычный работник. О Чили Леона рассказыывала и по-испански и по-английски. Информация сверялась, поэтому Леона соблюдала всемерную осторожность. Она не могла ошибаться в мелочах. Леона спокойно рассказала о своем пребывании на стадионе в Сантьяго.
– Со мной находилась миссис Горовиц, жена Ягненка, – добавила женщина, – Ягненок с Гурвичем организовал операцию по нашему освобождению На стадионе присутствовали беглые нацисты, Барбье и Рауфф. У них в руках оказался полковник Кардозо из израильской службы безопасности. Нам устроили очную ставку, – коллега повертел ручку: «И что случилось?». Леона безразлично отозвалась:
– Ничего. Я молчала. Меня избили, я потеряла сознание. Меня сбросили в бассейн к мертвецам, а потом появился Гурвич, – она почти уверила себя, что все случилось именно так. Коллега хмыкнул:
– То есть ваш брат. Не притворяйтесь, Зильбер, – он хлопнул ладонью по столу, – вы знали, с кем вы имеете дело. Вы снюхались с Пауком в Ардморе, – Леона гневно ответила:
– Где он убил мою мать. Я понятия не имела о нашем родстве. Знай я, что имею дело со сводным братом, разве я пошла бы на рождение ребенка? – коллега пожал плечами.
– Вы хотели себя обезопасить. И психологи считают, что вы сексуально девиантны, – Леона закатила глаза. Она терпеть не могла встречи с психологами. Оба специалиста занимались гипнозом. Леоне стоило большого труда не проговориться о случившемся в Сантьяго и о связи с Максимом.
– Иначе меня запишут в свихнувшихся на почве секса, – дверь камеры заскрипела, – надо упорно молчать, – она шла к психологу, настойчиво выспрашивающему о мельчайших подробностях ее жизни с Гурвичем. Леона не ожидала, что Пауку расставят другую медовую ловушку.
– По крайней мере не сейчас, – ее впустили в голую комнатку, – сейчас они собирают расширенное досье, – все встречи записывались на пленку. Леона старалась