нашего поезда все разошлись, и осталась я одна на перроне. В Ленинграде меня из зала ожидания забрала проводница. Не таков народ тут.
Проводница нашего вагона поглядела на меня да шуганула: «Нечего тут ошиваться. Сопрешь ещё чего-нибудь».
В животе пусто, в голове гул, во рту наждак и запах тухлых яиц. Убила бы кого-нибудь. Со мной так часто случается.
– Скажите, пожалуйста, как мне перекомпостировать билет? – спрашиваю я какого-то прилично одетого мужчину.
– Девушка, – он продолжает идти, – откуда ты приехала? Такого понятия давно нет.
– Но мне кассир в Жданове сказала так, – я еле-еле поспеваю за ним.
– Твой кассир в Мариуполе, – я впервые услышала другое название моего родного города, – просто пошутила или она некомпетентный работник. От таких все наши беды. – То, что я услышала следом за этим, заставило меня остановиться. – Так и в нашем руководстве полно некомпетентных людей. Ни бельмеса не смыслят в экономике, а туда же рвутся к рычагам управления. Чего встала? Испугалась? Не бойся, я сам начальник каких поискать надо.
– Вы москвич?
– Бог уберег. Из Харькова я. Слыхала о Харьковском тракторном заводе? Стой! – мужчина из Харькова остановил меня рукой. – Тебе куда надо-то?
– В Ленинград.
– Отсюда в Питер поезда не ходят. Это тебе на Ленинградский вокзал нужно. Иди за мной. Так и быть, подвезу.
Шик-блеск! Я еду на черной «Волге». Едем так быстро, что я не успеваю рассмотреть что-либо. Промелькнул большой дом с колонами. Следом такой же, но с высоченной аркой.
Памятник. Что-то знакомое. Напрягла извилины. Это же Владимир Маяковский. Машина повернула налево. Справа осталось здание, на котором, я успела прочесть, название кинотеатра – «Москва».
– Товарищ Игнатьев, – это шофер, – на Комсомольской площади стоянка для легкового транспорта у моста. Туда ехать?
– Тормози у главного входа, нас высадишь, а сам на стоянку, – командует товарищ Игнатьев.
Шофёр тормознул, и мы вышли. Я удивлена. Такой человек – ему и машину подают, – и взялся помочь мне с билетом на Ленинград. Как это он сказал – Питер?
– Следуй за мной. – Навязался на мою голову начальник. Так я нарочно грубо, чтобы не растаять.
Народу и тут прорва. Такое впечатление, что половина Москвы собралась уезжать.
– Столица тянет людей, словно помпа. Приедут – и ну шастать по магазинам. – Товарищ Игнатьев взял меня за руку и тащит, как портовый буксир у нас в порту. – Третьяковка и Пушкинский музей им ни к чему. Им жратву подавай. Лозунг исчерпавшей себя империи – «Хлеба и зрелищ» – у нас неприменим. У нас подавай хлеба – и баста.
Мы подошли к ряду кассовых окошек, у каждой длинный хвост.
– Все ясно, – произнес товарищ Игнатьев, – стой тут, я на пять минут отлучусь.
Ему все ясно, а мне уж все яснее ясного. Нет у начальника времени стоять в очередях, взял и отвалил.
Заняла очередь в кассу номер пять. Кушать хочется ужасно. В животе революция. За мной занимают другие желающие уехать на поезде, а