.

месяцев начнутся неспешно заполняться свободные восемь листков. Или гораздо быстрее, если снова взглянуть на небо….

      У плечистого балагура с широкой улыбкой записей в билете более не прибавится.

      Зенитка продолжает ухать. А штурмовики уже несутся над площадью, открывая огонь по составу. Люки открываются, я словно бы чувствую это, и из них выпадает еще одна бомба.

      Состав наконец, сдвигается с места. Очереди пронзают теплушки. Где-то крик:

      – На пол!

      И мы, следуя этому крику, послушно ложимся, падаем, ожидая милости небесной. Рядом со мной снова оказывается липкое лицо новобранца, все в осколках витражей. Я пытаюсь отвернуться, и только сейчас ловлю себя на мысли, что не в силах не смотреть на открывшийся мне внезапно ужас – ужас смерти. Он сковывает меня, подобно пудовым цепям и держит, не давая вздохнуть полной грудью.

      Единственная мысль способная противостоять натиску смерти. Она не пришла проводить меня. А значит, с ней все в порядке. Все должно быть в порядке.

      Значит это счастье, что она не пришла. Что наше расставание состоялось вчера, и мои просьбы остались неуслышанными. Что ее не было на площади сегодня.

      Поезд медленно набирает ход, зенитка продолжает строчить, как испорченная швейная машинка, выбрасывая из себя снаряд за снарядом. В пустоту, все в пустоту.

      – Крути, давай, крути!

      Штурмовики промчались над нами и снова ушли – осталось лишь дождаться двух взрывов. Я сжимаюсь, пытаясь стать маленьким и незаметным, сделаться недосягаемым ни для бомб, ни для пуль. Столь крохотным, что никакое оружие неспособно более причинить мне вреда.

      Два взрыва сливаются в один. Совсем рядом. Буквально в нескольких метрах.

      – О, Господи! – всхлип на выдохе.

      Значит, мимо.

      Ударная волна бьет, что есть силы в двери теплушки. Неожиданно окатывает волной горячей воды. Словно далекое море вышло из берегов и девятым валом добралось до нас. В расширившиеся щели теплушки виден дым и пар, искореженные куски железа, мимо которых проносит нас, уже на порядочной скорости, паровоз.

      Взрывами разбило водокачку. Ее останки виднеются в щели вагона, закрываемые искореженным кряжистым тополем.

      Мы отползаем от накатившей и схлынувшей волны, точно потерпевшие бедствие на необитаемом острове.

      – Не подниматься, не подниматься! – крики сержанта из соседнего вагона.

      Значит, будет и третий заход. Зенитка не прекращает стрельбу. Мне кажется, частота выстрелов увеличилась – или это только иллюзия? Ведь она – единственное оружие, что защищает от атак не только и не столько наш состав: целый город. Всю Свияту, которой более нечем ответить на атаки двух штурмовиков, лишь пытаться укрыться – где угодно, как угодно. Этому городу никогда не было чем ответить на любые атаки. Свията считается гражданским объектом.

      А потому единственное орудие, способное хоть как-то защитить